Неизбежный финал

Он подумал, что воображаемое неизбежное крушение успокоило его, и им овладело равнодушие. Он знал: занавес упадет, но его это уже не трогало. Устав от долгого сидения в кресле, он поднялся и стал прохаживаться по комнате размеренными тяжелыми шагами. Вдруг тишину нарушил раздражающе громкий звонок. Гаврил Андроник бросился к телефону.

— Товарищ Андроник? — спросил мужской голос.

Фоторепортер сразу узнал его — это был сосед, живший этажом ниже, как раз под их квартирой.

— Я, товарищ Мэзэреску.

Сосед выразил радость по поводу его возвращения из госпиталя и, извинившись, попросил не ходить по квартире в столь поздний час.

— Знаете, какая слышимость в новых домах, — пытался обосновать свою просьбу сосед доброжелательным голосом. — Спокойной ночи!

Андроник положил трубку на рычаг. Некоторое время в ушах у него звучал голос соседа: «Спокойной ночи!» Он послушно уселся в кресло. Теперь он смотрел не на часы — это не имело смысла, а на развевающиеся от ветра занавески, напоминавшие огромный платок, которым машут при расставании. Веки у него начали тяжелеть, он уже готов был задремать и, возможно, задремал бы, если бы не уловил скрип поворачиваемого в двери ключа. «Она!» — мысленно воскликнул Гаврил и бросил взгляд на светящийся циферблат часов — половина третьего ночи! Он замер в кресле.

Послышался щелчок выключателя, а затем одновременно с разливающимся потоком света раздался ее приглушенный, окрашенный страхом и безнадежностью вскрик:

— Ты, Андро?

Гаврил Андроник медленно, с угрожающим видом и исказившимся лицом, поднялся из кресла.

— Как видишь, — произнес он, и у него появилось ощущение, будто кто-то другой, а не он обронил эти слова.

Повисла тяжелая, неловкая тишина. Она усугублялась тем, что ни он, ни она не двинулись с места. Родика стояла опустив голову, рассматривая свои белые босоножки.

— Ты давно здесь? — наконец пробормотала она, по-прежнему на него не глядя.

— С половины седьмого, — коротко бросил он, и снова у него возникло ощущение, что говорит кто-то другой, более волевой и злой, взявший на себя труд выразить его мысли и чувства.

— О боже! — воскликнула она в ужасе.

— Где ты была до сих пор? — подал голос тот, другой.

— О боже!

— Оставь бога в покое!

Родика подняла голову, тряхнула волосами и с упреком, прозвучавшим далеко не убедительно, произнесла:

— Ты же говорил со мной по телефону… Почему не предупредил, что придешь домой?

— Посмотри мне в глаза! — приказал он.

Родика подчинилась. Ее белые, красивого рисунка руки мягко лежали вдоль стройного тела. Сумочка едва удерживалась на плече. Та обреченность, которую Андроник отчетливо различал на ее побледневшем в этот момент лице, делала ее необыкновенно красивой. Если бы это было возможно, он бы ее непременно сфотографировал сейчас.

— Господи, что ты наделал! — в отчаянии простонала Родика.

Удивленный, но и возмущенный ее словами Андроник взорвался:

— Что ты сказала? Что я наделал? И тебе не стыдно?

Оставаясь возле двери, она вскинула руку, в которой держала сумочку, будто пытаясь его остановить, и шепотом, сохраняя самообладание, проговорила:

— Прошу тебя, Андро, поступай, как считаешь нужным. Если хочешь, побей меня, выгони из дому, но только не кричи. Это наше личное дело, и я не хочу, чтобы слышали соседи.

— Наше личное дело? Чтобы не слышали соседи?!

Слова кипели у него в горле. Интуитивно он почувствовал, что становится смешон, и, не говоря ни слова, направился к двери. Не успел он открыть ее, как услышал прерывающийся от страха и унижения голос Родики:

— Куда ты уходишь? Постой же! Выслушай меня! Ты должен…

Он хлопнул дверью, выразив таким образом свое презрение к ней.

— Вот все, что он мне поведал, — закончил свой рассказ подполковник Лику Кристаке.

— Хм, но все же где она была? — спросил я. — Думаешь, у мужчины?

— Он ничего не ответил, да я и не настаивал.

— Вы не находите, что есть некое противоречие между тем, что рассказал Андроник, и тем, что последовало за этой тяжелой сценой?

— Не понимаю, что вы имеете в виду.

— Не кажется ли вам, что, если бы Андроник был убежден, что жена обманывает его, он не согласился бы продолжать совместную жизнь после возвращения из госпиталя.

— Вы правы. Но в жизни, особенно в семейной жизни, после кризиса супруги нередко идут на компромисс.

— Разве Гаврил Андроник был человеком компромиссов?

— В отношениях с женщинами, как показывают факты, он способен был пойти на компромисс. К тому же он стремился иметь рядом с собой красивую женщину… Очень гордился этим…

— Даже после примирения?

— Даже после этого.

— Я возвращаюсь к вопросу: Андроник вам рассказывал о случае в «Фынтынике» или нет?

— Зачем выяснять то, что и без того ясно: безграничная ревность может толкнуть человека на что угодно. Андроника она толкнула в питейное заведение. И он напился первый и последний раз в жизни.