Неизбежный

Я знаю, что причинял вам лишь боль все эти годы. Страдал всю жизнь, временами едва держась на ногах, и знаю, сейчас ты теряешься в догадках почему. Даже я этого не понимаю. В моем сердце постоянная боль, тяжесть в груди, и что бы ни делал, это не проходит. Думаю, именно поэтому начал играть в азартные игры. Когда я выигрываю, мне становится лучше. И это все, чего действительно хочу, — чувствовать себя хорошо. Чувствовать себя счастливым. Чувствовать себя нормальным.

Мама, мне так жаль. Ты этого не заслуживаешь. Я лишь надеюсь, что ты знаешь, как сильно тебя люблю. Это не твоя вина.

Папа, понимаю, почему ты не помог мне, когда я пришел к тебе прошлой ночью. Ты всегда учил меня поступать правильно, и мы оба знаем, что внесение залога мне бы не помогло. Это было бы временным решением проблемы. В конце концов я бы вернулся в Бруклин и снова проиграл деньги в азартные игры.

Это единственный способ.

Пожалуйста, прости меня.

Бесконечно люблю вас, Эрик

У Эрика были проблемы с азартными играми? Знала ли Эва об этом?

Черт. Я должен сказать ей. Не могу притворяться, что никогда их не видел. Не тогда, когда они — единственное, чего Эва хотела бы иметь.

А это значит, что я также должен рассказать ей правду о себе. О том, что на самом деле делал, выдавая себя за ее телохранителя.

Простит ли она меня?

Как?

Независимо от результата, я должен поступить по совести, и никак иначе.

Пришло время для правды.

ЭВА

— У НЕГО КАК У ЖЕРЕБЦА, НЕ ТАК ЛИ? МУЖЧИНА ТАКОГО РОСТА ТАК И ДОЛЖНО БЫТЬ.

Я ухмыляюсь и качаю головой, прежде чем отхлебнуть из своей чашки кофе.

— Это единственное, что тебя волнует?

Диана усмехается.

— Мы уже знаем, что он добрый и заботливый. И то, что он по уши влюблен в тебя. Я просто хочу убедиться, что у него с собой все нужные инструменты для работы.

— О, он определенно самые необходимые инструменты. — Восхитительная дрожь пробегает у меня по спине при мысли об инструментах Грэма. — Один только его язык заслуживает премии «Оскар» за «работу».

Диана визжит, привлекая взгляды нескольких ближайших посетителей Starbucks.

— Я так и знала. Мужчина так не выглядит и не знает, как доставить удовольствие женщине, если только он не гей. Это было бы неправильно.

Я смеюсь.

— Просто не могу поверить, насколько хорошо прошел сбор средств.

— Я могу. — Рука Дианы скользит по столу и накрывает мою. — Ты проделала потрясающую работу. Эрик бы так гордился тобой.

Упоминание имени Эрика уже не ранит так сильно, как раньше. Разговаривать с моим отцом, видеть вещи Эрика в его спальне — все это кажется естественным. Хочу помнить его, я хочу говорить о нем. Возможно, отбрасывание его воспоминаний в сторону было тем, что причиняло мне такую сильную боль в первую очередь.

Собираюсь рассказать Диане об идее Грэма открыть художественную студию, когда звук его голоса прерывает меня.

— Вспомнишь черта, как говорится, — говорит Диана, подмигивая.

Когда поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Грэма, тут же понимаю, что что-то не так. Смятение, исходящее от его выразительных зеленых глаз, выдает его с головой.

— Грэм, — говорю я, вставая. — Что такое?

Он проводит рукой по своим растрепанным волосам, его адамово яблоко подпрыгивает вверх-вниз.

— Мне нужно с тобой поговорить.

Оглядываюсь на Диану, ее улыбка быстро исчезает.

— В другой раз?

— Иди, — говорит она, кивая.

Грэм сжимает мою руку и выводит за дверь.

— Грэм, ты меня пугаешь. Что происходит?

— Мне нужно тебе кое-что сказать. Это важно, и это не может ждать ни секунды. Я и так ждал слишком долго.

У меня внутри все переворачивается.

— Куда мы направляемся?

— К тебе домой.

Молча следую за ним, тревожные мысли роятся в моей голове.

Грэм молчит, пока мы не оказываемся запертыми в безопасности моей спальни.

— Все, что я говорил тебе о себе — ложь.

Моя голова откидывается назад.

— Что?

Он садится на край моей кровати, берет мои руки в свои.

— Мой отец — частный детектив. Я тоже. Я работаю на него. Он… он знает твоего отца. Они когда-то были друзьями.

Мои губы приоткрываются, но с них не слетает ни слова. О чем, черт возьми, он говорит?