Неизданные архивы статского советника (СИ)

— Нет, к сожалению, нам с покойной супругой Бог не послал. — поначалу это не вызывало особых эмоций, но потом, наблюдая за жизнью Татищевых, порой что-то так царапало.

— Сочувствую. Ну а не с супругой? — невозмутимо продолжила она.

— То есть? — не может же она прямо вслух о таком?

— Николай Владимирович говорил, что Вы остались один шестнадцать лет назад. Это долгий срок. — деликатно добавила она.

— Нет. — обрубил он расспросы в этой сфере. А то ведь и про любовниц и увлечения спрашивать начнет. Это кто ж ее надоумил-то? Лучше б сплетни собирала.

— Нет, так нет. — еще пометила что-то.

— Скучаете по ней? — совсем другим, нежным тоном и с сочувствием в глазах.

— По жене? — он растерялся: разговор уходил совершенно не туда, куда надо. — Не знаю. Шестнадцать лет все же. Это было все в другой жизни.

Да он уже с трудом вспоминал ее лицо. Настолько хорошо воспитана, что не позволяла себе никаких эмоций, рачительная хозяйка, способная часами распекать кухарку за разбитую чашку, набожная сверх меры, она и болезнь свою считала карой Господней. Жалел, конечно, когда угасла, но этому предшествовали годы лечения, которое она проводила преимущественно в Крыму, так что последние три года они виделись крайне редко. Вот подумать, так нашел полную ее противоположность.

— А почему Вы тогда вступили в брак? Любили?

Да что ей сдалась та история?

— Родители наши договорились. Ну и мы не возражали.

Молодые барышни все же более подвержены страстям, подражают модным романам. Вот и Петенька Татищев женился по большой любви, наверняка.

Она задумчиво рисовала рыбку на полях своих заметок.

— Хотите узнать что-то еще? — терпеливо поинтересовался он. Список вопросов уходил в бесконечность, и она вычеркивала некоторые по ходу общения, добавляла новые.

— Домашние животные? — это она чуть рассеяно пробежалась по черновику.

— Кто? — и это исходя из такой информации она решит, стоит ли ей выходить за него замуж?

— Кошки, собаки, рыбки, хомячки? — это она точно всерьез?

— У меня служба.

— Ах, да, там всех встретить можно. — она наконец улыбнулась. — Долги?

— Нет.

— Карты?

— Нет.

— Публичные дома?

— Что Вы себе позволяете, Ксения Александровна? — он аж побагровел. — Вам и слов-то таких произносить неприлично!

— Ну раз дома есть, то и слова для них должны быть. — рассудительно заметила она и поставила очередную пометку. — На спину не жалуетесь? — слишком старается быть серьезной, значит скоро выдаст что-то.

— В каком смысле?

— Ночью спина не беспокоит? Может спать на ней неудобно?

Он задумался и покачал головой.

— Нет, вроде бы.

— Это хорошо. — она улыбнулась.

По ехидному прищуру понятно, что это какая-то нелицеприятная мысль, но переспрашивать не стал.

— Перекусить хотите? — уточнила она после осмотра оставшегося списка вопросов. Видимо состояние спины оказалось решающим фактором, который компенсирует любые недостатки.

За обедом она с избыточной серьезностью копалась в своей тарелке, хотя суп был очень вкусный — Тюхтяеву очень нравилась готовка ее кухарки. В благодарность на особую милость к больному ребенку та из кожи вон лезла чтобы угодить.

— Михаил Борисович! — окликнула Ксения продолжая ковыряться в стерляди.

— Да? — он прекрасно видел ее плохо скрытое волнение, и это даже немного льстило. Ей действительно хотелось узнать его получше, но как за день прожить полную жизнь?

— Покажете свою службу?

Он аж поперхнулся и она подбежала постучать по спине, сама поднесла стакан воды. Заботилась.

— А что Вы ожидаете увидеть?

В глазах вспыхнули искорки, но шутку она вновь проглотила, зато очень чопорно и благовоспитанно произнесла:

— Мне очень интересно, где вершатся судьбы Империи, а Вы проводите большую часть жизни.

Об этом его женщины не просили ни разу. Черт в юбке, а не невеста.

К выходу она превзошла себя, нарядившись в умопомрачительный туалет из фиолетового муара, с белой кружевной отделкой, озорную шляпку и те же позавчерашние ботиночки, которые отчего-то вызывали нестерпимое желание их снять. Незамедлительно. Все это великолепие шуршало, трепетало и взмывало вслед за ее движениями, оставляя шлейф дорогих духов и какого-то безобразия.

По пути Тюхтяев провел ее через весь департамент, и клерки замирали от восторга — это ж разговоров на неделю — сноха товарища министра проявляет благосклонность к статскому советнику! А она хвалила мебель, картотеку, чистоту. Практически каждому приветствовавшему дарила доброе слово и улыбку. Кабинет обследовала с тщанием норной собаки. Рассмотрела стопки папок, книг, бумаг, удовлетворенно кивнула и выслушав краткий отчет о работе департамента за год в целом и два месяца начальствования Михаила Борисовича в частности, несколько заскучала.

Вышли на набережную и теперь он с ужасом ждал следующей просьбы. Жизнь и службу она уже препарировала. За чем же очередь? И по лицу видно, что она обдумывает что-то еще. Как испытания в детских сказках.

В какой-то миг она высмотрела кондитерскую и умоляюще взглянула. Ну хоть что-то связывает ее с типичной женщиной.