Неизменная любовь

Да и какая разница — я сейчас смотаюсь от него обратно к девчонкам. От него разит куревом и алкоголем даже на расстоянии вытянутой руки — впрочем, скорее всего это было расстояние локтя. И когда чужой локоть пнул меня в спину, я чуть не впечаталась в своего нового незнакомого. Я — чуть, а тот совсем не чуть, а полностью удержал меня у груди и точно наколдовал медляк, после которого я возненавидела всю медленную музыку на свете.

Я бы еще простила ему мятую одежду — платье я в любом случае собиралась выкинуть, но куда я могла деть губы? Каким образом стереть из памяти свой первый поцелуй? Вот такой: горький, слюнявый, тошнотворный… К горлу мигом подкатил кислый ком. Я рванулась назад и, сорвав руку с плеча нахала, еле удержала кулак подле груди. Не могла же я действительно начать с ним драться?

— В чём дело? — да, он не понял проблемы, но я не собиралась посвящать его в секреты моей личной жизни.

— Мне нужно в туалет…

Да, да… Это все, что я могла тогда придумать.

— Я провожу…

А вот это оказалось неожиданностью.

— Не надо…

Только моих протестов никто не слышал.

— Не надо! — хотела бы в голос прокричать я снова, когда этот козел прижал меня к первой же пустой стене, но смогла лишь промычать это ему в губы.

Его пальцы мяли мне грудь, вдавливая лопатки в стену все сильнее и сильнее. Пустить в ход руки не получилось — слишком маленькое расстояние, чтобы ощутимо ударить в живот, но поднять коленку я смогла и потом еще опустила пятку ему на ногу. Я отрабатывала эти удары с дядей Славой только в теории — но на практике они сработали с первого раза, и я действительно ринулась в туалет. Сломя голову, пока придурок и окружающие не очухались. Искать девчонок я не могла. Да и в таком виде, в каком я предстала перед собой в зеркале, видеть меня подругам было лишним.

Успокоить грудь я не могла, но стереть пальцем след от туши с нижнего века у меня получилось. Как и отковырять с губ крошки карандашного контура. И в туалет действительно хотелось мучительно-сильно. От страха.

В соседней кабинке была раскрыта дверца — там девушка обнималась с «белым другом». Я снова сглотнула и подумала про Инну — как она там? И Алла все еще с ней? Или Инну уже кто-то увел? Где тогда Алла? Но выйти из туалета я боялась — вдруг этот козел меня караулит. Прижалась к кафельной стене и опустилась на пол, подтянув к подбородку колени. Только бы не разреветься. Но не просижу же я тут до двух часов? Ну никак… Мы пришли в десять вечера, а сейчас еще нет даже часу ночи. Надо попросить у вышибалы разрешения воспользоваться стационарным телефоном, чтобы позвонить папе и попросить приехать за нами прямо сейчас.

— Девушка, вам плохо? — спросили меня новые посетительницы туалета.

Я мотнула головой и спросила не видели ли они там одного парня. Описать его у меня получилось с трудом и они, переглянувшись, пожали плечами. А потом так же поморщились на ту девчонку, только что выползшую из кабинки на четвереньках.

Выдохнув, я толкнула дверь туалета — никого. Бочком направилась к выходу и под недружелюбным взглядом работника клуба попросила телефон. Хорошо, что аппарат оказался не кнопочным — не попала бы на нужные цифры, а так дрожащий указательный палец намертво застревал в кружке. Длинные гудки… Что за фигня?! Я опустила трубку на рычаг, но тут же схватила и набрала мобильный номер. Папа ответил, но тоже не сразу.

— Пап, ты можешь забрать нас пораньше? Здесь не фонтан.

Пауза. Тишина мне не понравилась.

— Яна, я сейчас Славке позвоню, чтобы ехал к вам прямо сейчас. У нас тут ЧП. Бабушке поплохело. На скорой увезли. Я за мамой сейчас еду. Ты там только не психуй, поняла? Одна напсиховалась за тебя до сердечного приступа.

Я кивнула и только потом сказала — да, поняла.

— С бабушкой все будет хорошо. Ясно?

— Да, пап. Скажи дяде Славе, что мы будем ждать его снаружи.

«Мы» — это я погорячилась. Я не смогла вернуться в зал, чувствуя на глазах слезы. Сейчас глотну свежего воздуха и вернусь. Зажмурилась так, что еле сумела найти дорогу к входной двери. Спасибо, что мне открыли ее курильщики, предпочитавшие улицу. Я шла как слепая, но, наверное, смогла бы как-то нащупать ступеньку и сесть на нее. Именно этого мне хотелось сейчас — ощутить холод вокруг и под собой. Взмокшая, в трикотажном платье осенней ночью, я могла бы испугать любой термометр — ртутный столбик явно скакнул с плюс двух до плюс двадцати двух, когда я услышала окрик:

— Яна!

Я вскинула голову — и, наверное, оступилась бы, не в силах нащупать следующий шаг дрожащей ногой, если бы, как в замедленном кино, не ткнулась носом в джемпер.

— Да ничего не случилось! Прекрати реветь!

Зажатый в руке тяжелый «Эриксон» бил меня под лопатки, но боль внутри была сильнее, и я не могла ни оторваться от дяди Славы, ни прекратить реветь.

— Это все для проформы. Сама знаешь, что мать не подписала бы отказ от госпитализации. А они всегда это предлагают. Яна, ну прекрати же! Ну… Хочешь матери позвонить, хочешь?

Теперь он тыкал мне телефоном чуть ли не в нос. Я замотала им из стороны в сторону — носом. И сопли кончились. Я шмыгнула и спросила: