Неизменная любовь

Я вытащила из кармашка сумочки две монеты по два евро и с настоящими извинениями протянула их бармену: за сок и за разбитый стакан.

— Пошли!

Я схватила Паясо за локоть и потащила к выходу.

— Вы хотели танцевать! — запротестовал тот, но не вырвал руки.

Ах, да! И я изменила траекторию движения, врезаясь в толпу на манер ледокола. Паясо летел за мной, как песик на поводке. Строгом. Так с ним и надо, идиотом! Я обернулась и впечатлила кулак ему в грудь — почему руки в кулаках? Да потому что он довел меня до трясучки!

— Давай танцуй! — я кричала свой «лэтс дэнс» почти что голосом самого Дэвида Боуи! — Давай танцуй!

И только тогда Паясо начал выполнять какие-то нервные телодвижения. Пришлось даже опустить ему на плечо руки и повернуть спиной к эстраде, чтобы прожектора не били ему в глаза, если именно из-за них бедняга жмурится. Не плачет же?! Нет!

Теперь я видела сцену и скачущего по ней Осмара — Валерий Леонтьев местного разлива! В штанцах в облипочку, демонстрирующих его мужское — мужское ли? — хозяйство, в распахнутой на груди белой рубашенции. На мускулистом животе болтается огромный кулон — к которому приклеился мой взгляд, точно к шару гипнотизера. Кулон дергался, бегал по сцене, и мой взгляд бегал за ним, пока не наткнулся на огромные глаза Паясо.

— Что? — выкрикнула я, точно в рупор, чтобы перекричать этот долбанный «тиц-тиц-тиц».

— Ничего…

Ничего так ничего… Я поправила на его плечах руки — вернее вытерла о футболку свои малость вспотевшие ладони, и снова уставилась на артиста, то и дело краем глаза цепляясь за красное от светомузыки или еще чего — допустим, стыда — ухо своего кавалера.

Началась новая песня. Третья, что ли, по счету? На этот раз с довольно простыми словами. Даже я их понимала — «киссис», поцелуи… И как заладил одно и тоже, только изредка вставляя между этим противным словом глупые эпитеты. Поцелуи… Я перевела взгляд на Паясо — этот паршивец определенно смотрел на мои губы. Ну, а куда ему еще смотреть — по сторонам? Там люди подчинились команде певца: потянулись губами друг к другу… Или что он там пел? Горячий поцелуй, желанный поцелуй… Сколько у него еще в запасе этих самых поцелуев?

— Просто поцелуй меня…

Я что, сдурела? На уроке английского нахожусь? Зачем я подпеваю чужой песне?

— Ну, давай же. Разреши моим губам коснуться твоих, — следующую строчку повторил уже Паясо.

Мои руки стиснула его плечи, точно я усомнилась в крепости своих ног. Или коленки трясутся не понарошку? Его же пальцы сильнее сжали мне бедра. Губы? Я их не видела. Только глаза. Огромные, как, наверное, черная дыра, и я утонула в них, когда горячий лед чужого поцелуя обжег мои губы.

Но уже через секунду поцелуй стал своим, горячим и сочным. Я с жадностью втянула в себя губы со вкусом вермута и ноткой севильского апельсина. Горький и пряный, липкий и густой, как патока, и крепкий, как клей «Момент» — одна капля склеивает губы намертво меньше чем за секунду. Таким был наш поцелуй.

И вот уже кончилась песня, в ушах отгремели вопли и чужие слова, а мы так и не разорвали запретного поцелуя. Только сместили руки — мои скользнули в темные жесткие волосы, а его под мягкую ткань сарафана к моим упругим ягодицам, лишь наполовину прикрытым хлопковыми бикини, которые стали мокрыми, точно после купания.

Только бы его пальцы не скользнули под ткань и не обнаружили это хлюпающее болото… Тело, что ты делаешь? Во что ты меня втягиваешь?

— Спасибо за танец, — с трудом пошевелила я распухшими губами, отстранив растерянного мальчишку на расстояние вытянутой руки.

Спокойствие, только спокойствие. Сейчас сделаем вид, что ничего не было. Мы всего лишь потанцевали. В чем вообще проблема? Проблема в мокрых трусах. И в том, что меня реально трясет от всего произошедшего. Клубы мне противопоказаны. Вот совсем. После их посещения я узнаю много нового про всех своих знакомых. Включая себя любимую.

Глава 15 "Никогда не говори лишнего"

Тогда давно, с трудом отыскав в танцующей толпе потерявших меня и конкретно перетрусивших подруг, мы вышли в ледяную ночь, которая, я очень надеялась, закончится для всех нас добрым утром. Я шепнула девчонкам про бабушку и объяснила, что со мной не подцепленный в клубе кавалер, как решила сначала Инна, а дядя. Просто дядя. Почему бы Березову не быть, например, маминым братом? Инна успела малость протрезветь, но мы ее, на всякий случай, посадили вперед — там крепче ремень и меньше укачивает.

— Поедем ко мне? — сразу предложила Алла.

И когда я начала отнекиваться, дядя Слава обернулся и сказал, что это хорошая идея не быть ночью в квартире одной. Хорошая так хорошая: вернусь домой утром. И я вышла вместе с Аллой, заранее позвонив ее маме по мобильнику, чтобы встретила нас внизу. Иначе дядя Слава нас не отпускал. А сам он повез домой Инну.

Сколько я спала той ночью, не знаю. Мало. Алла же отрубилась, лишь коснулась головой подушки. Утром я первым делом позвонила папе, на мобильный.

— Ян, — ответил он сонно. — Мы спим. Только добрались домой. Приходи к обеду.