Он всё больше и больше упоминал о своем прошлом. Каким ужасным был его отец. Как его оскорбляли. И как вновь подвергался жестокому обращению в двух разных приютах. Он только начал верить, что избавился от постоянной физической боли со стороны того, кто должен был любить его, как она превратилась в сексуальную боль со стороны того, кто должен был защищать его. Он сбежал из патронажной системы только для того, чтобы столкнуться с непрекращающейся опасностью на улицах.
Он верил в то, что я помогла ему избежать этого.
Я не заслуживала его благодарности. Я помогла ему сменить один ад на другой.
Но он этого не понимал. Неудивительно, что его не беспокоили дела братвы. Неудивительно, что он был так предан организации, которая дала ему новую жизнь, дала ему возможность позаботиться о себе, стать независимым.
Неудивительно, что он не хотел уходить от них.
Оставалось одно письмо. Его я больше всего боялась открывать. Я нарочно оставила его напоследок.
Потому что, в отличие от всех предыдущих писем, на этом был адрес. Сойер написал все письма, кроме этого, из тюрьмы, когда он не знал, куда я ушла и где меня искать.
Но это письмо было адресовано Кэролайн Бейкер с моим адресом в Колорадо. Моим домашним адресом.
Это было письмо, которое он написал, когда наконец нашел меня.
Страх остановил поток слез, хотя мои щеки оставались влажными, поскольку я была слишком сосредоточена на письме, чтобы вытереть их насухо. Вытащив его из конверта, я заметила, что оно было на другой бумаге и написано чернилами другого цвета. Все в этом свидетельствовало об изменении Сойера, который больше не был заключенным, больше не задавался вопросом, что со мной случилось.