Неизвестная Астрид Линдгрен: редактор, издатель, руководитель

Зато знаю, что вы прислали на наш конкурс превосходную книгу, трогательную и красивую, со страниц которой словно доносится аромат шведских шхер. Пусть жюри посчитало, что это книга скорее о детях, чем для детей – таковым был один из его аргументов. Другим был объем. Для детской книги текст чересчур велик, и многие эпизоды в нем повторяются. Рукописи пойдет на пользу, если оставить в ней только самое существенное… Концентрат книги о Бабиэлле мы готовы купить и опубликовать. Буду рада, если вы обдумаете это суждение и напишете пару слов в ответ. Или позвоните, и все обсудим по телефону. А пока что рукопись будет лежать у меня.

Искренне ваша, Астрид Линдгрен».

Гунборг Вильд переписала текст, сократила и прислала в издательство. Но Астрид была по-прежнему недовольна:

«Дорогая Бабиэлла, прочитала, обдумала, прикинула объем твоей рукописи и пришла к выводу, что ее следует еще сократить: чтобы в магазине книга стоила приемлемых денег, она должна быть гораздо тоньше… Поэтому, милая моя Бабиэлла, прошу тебя уменьшить рукопись до 170 000 знаков… С высоты своего циничного мнения о том, что хотят или не хотят читать дети, я бы удалила несколько глав, а именно “Китайцы”, “Коврик ”, “Тетушка Вестерберг” и “Фрекен Агнес”. Наверное, тетушку Вестерберг целиком из книги убирать не надо, можно оставить ее в главе “Путешествие на санях”, но отдельную главу ей отводить не стоит. Фрагменты с ее участием можно вставить в главу “Путешествие на санях”.

Ну что, расстроила я тебя? Надеюсь, нет. Ты всегда можешь запросто позвонить мне и обсудить, что да как.

Искренне,

Астрид».

Гунборг Вильд сделала, как велела Астрид, и в 1963 году «Бабиэлла» была опубликована[xxxvi].

В 26 лет Эва Бергольд отправила свою рукопись на конкурс Rabén & Sjögren. Она никогда не встречала Астрид Линдгрен, но та ответила ей с дачи в Фурусунде:

«Дорогая Эва Бергольд, талантливая моя девочка, я сижу сейчас на балконе в летнем домике в Фурусунде и наслаждаюсь твоим “Осенним семестром”. Ты пишешь и забавно, и утонченно, и мы бы с радостью опубликовали твою книгу. Однако как бы я ни восхищалась рукописью, мне кажется, в ней есть некоторые изъяны, которые, я надеюсь, ты сможешь исправить. По-моему, в своей любви к абсурду ты подчас заходишь слишком далеко, забывая, что представляет собой книга в целом. Ты перескакиваешь с одного на другое. А ведь это, несмотря ни на что, история реалистическая. Язык допускает любые выверты, но сам ход событий не может вдруг вырываться из реалистической канвы, иначе читатель начнет недоумевать, о чем речь».

Письмо было длинным – две страницы формата А4, исписанные убористым почерком, с массой рекомендаций и предложений, но конец его был ободряющим: