Неизвестная блокада

Никита Андреевич Ломагин НЕИЗВЕСТНАЯ БЛОКАДА

Насте, Егору и Саше посвящаю

ВВЕДЕНИЕ

Настоящее издание продолжает работу, начатую автором в середине 1980-х гг., по изучению различных аспектов психологической войны в период битвы за Ленинград, воздействию разнообразных факторов на настроения защитников и населения города. Представленные в нынешнем издании документы из российских и зарубежных архивов проливают свет на многие малоизученные темы, в частности: взаимодействие Кремля и Смольного в военные месяцы 1941 г.; отношения институтов власти в Ленинграде в период блокады, особенно в связи с обеспечением политического контроля в городе и на фронте; развитие политических (главным образом оппозиционных) настроений среди жителей Ленинграда, которые сопоставлены с ситуацией на оккупированной территории Ленинградской области.

Проблематика изучения ленинградской эпопеи чрезвычайно разнообразна и многопланова. История битвы за Ленинград является поистине неисчерпаемой темой для историков, политологов, социологов, психологов, криминологов, медиков, демографов и специалистов в области международного права. Несмотря на то, что многое уже сделано¹, предстоит еще большая работа по изучению социальной истории, влиянию голода на настроения и поведение людей в период войны и после нее,[1] на восприятие населением Ленинграда власти в разные периоды ленинградской эпопеи и, более широко, воздействия крупнейших битв и трагедий Второй мировой войны на развитие международного права в целом, а также права ведения войны, в частности.

Проблема голода в годы войны и в послевоенной истории нашла свое отражение в целом ряде официальных документов — нотах наркома иностранных дел В. Молотова, материалах Нюрнбергского трибунала, документах редакционного комитета по подготовке Всеобщей Декларации прав человека (ВДПЧ), Женевских конвенциях 1949 г. и Дополнительных протоколах к ним 1977 г. Однако количество жертв и то, что происходило в Ленинграде в период блокады, тщательно скрывалось от советской и международной общественности. О трагедии Ленинграда не было сказано ни слова в нотах наркома иностранных дел В. Молотова, адресованных прежде всего народам союзников с целью мобилизации там общественного мнения для более активной борьбы с гитлеровской Германией (январь — апрель 1942 г.)³ Ни до внутреннего, ни до внешнего читателя информация о страданиях Ленинграда не доходила. В первой ноте, в которой говорилось о зверствах немцев в отношении гражданского населения, речь шла не только об освобожденных Красной Армией районах в результате контрнаступления под Москвой. Наряду с ними упоминались также крупные города Минск, Киев, Новгород, Харьков, которые оставались в руках противника. Однако о Ленинграде не было сказано ни слова. Борьба за город продолжалась, положение было архитяжелое, и признание массовой гибели людей в Ленинграде могло негативно повлиять на настроения не только защитников Ленинграда, но и настроения населения страны в целом. Характерно, что Молотов в нотах от 27 ноября⁴ и 27 апреля⁵ 1941 г. упоминал о нарушениях немцами норм международного права (Гаагской конвенции 1907 г.).

Отметим также, что ленинградская тематика в материалах Нюрнбергского военного трибунала занимала большое место «в общем потоке» и незначительное — как самостоятельная тема. Существует документ под номером СССР-85, подготовленный Ленинградской городской комиссией по расследованию злодеяний и представленный в Нюрнберге. Один из представителей СССР М. Ю. Рагинский, выступавший 22 февраля 1946 г. на судебном заседании, привел данные о разрушениях, причиненных Ленинграду и его пригородам германскими войсками, ни разу не упомянув о количестве жертв блокады.⁶ В том же выступлении имеется ссылка на директиву военно-морского штаба Германии относительно будущего Ленинграда от 22 сентября 1941 г., ставившего задачу «стереть город с лица земли»⁷, а также на решение Гитлера от 7 октября 1941 г. не принимать капитуляции Ленинграда, а позднее и Москвы⁸. Показательно, что на процессе неоднократно подвергались разбирательству обстоятельства, связанные с использованием германскими властями голода как одного из средств своей политики. В частности, при рассмотрении вопроса об условиях содержания в немецких концлагерях специально отмечалось, что их узники подвергались длительному процессу голода⁹. В материалах трибунала также был приведен документ, распространенный еще в декабре 1942 г. министерством информации польского эмигрантского правительства в Лондоне, под характерным названием «Как немцы убивают голодом Польшу»¹⁰.