Такой же уровень информированности был и у агитаторов РК, которые после одного из выступлений представителя горкома ВКП(б), спрашивали, кому принадлежат Пушкин и Тихвин и др.102
Сообщения о снижении продовольственного снабжения привело к еще большему ухудшению настроений. Хотя в сводках партинформаторов сообщалось о «здоровом, оптимистичном настроении большинства», в донесениях содержались признания того, что на отдельных предприятиях (например, на Ленмясокомбинате) «отдельные антисоветские выкрики и злорадство мешали проведению собраний» о продовольственном положении в Ленинграде. В одном из цехов завода «Скороход» задавали вопросы о «10-летних запасах», которые якобы были созданы на случай войны. Рабочие призвали обратить внимание на закрытые магазины, которые обслуживали представителей власти, на ошибки со своевременной эвакуацией женщин и детей103. Признание бессилия власти, чувство обреченности и мысли о смерти — все это было характерно для настроений конца ноября 1941 г.:«...Население Петербурга, видимо, брошено на произвол судьбы, на вымирание от голода, холода, снарядов и бомб.... Счастье — это когда удалось достать какую-нибудь еду, но в магазинах пусто, « заведующие в них говорят, что и на продовольственных базах тоже пусто. Что дальше будет?!... Некоторые «готовы «уйти» и думают о самоубийстве»104
.Материалы УНКВД свидетельствуют о том, что негативные настроения захватили часть интеллигенции, которая, «. восхваляя фашизм, высказывается за изменение существующего строя, пытается доказывать, что наша печать тенденциозно освещает обращение немцев с населением в оккупированных районах». Для подтверждения этого тезиса составитель документа ссылался на высказывания ряда видных представителей интеллигенции, которые были уверены в неизбежности гибели советской власти как таковой:
«...Войну Россия, как национальное государство выиграет, но
«...нужно отбросить представление о национал-социализме, которое годами распространялось советской агитацией. В национал-социализме есть умение подойти к подлинным демократическим интересам масс, в то время как так называемый советский демократизм по сути дела далек от народа и представляет собой пустую фразу» (заведующий информбюро сценарного отдела «Ленфильм» Л.).
«...Немцы все равно возьмут Ленинград. Пусть при немцах и хуже не будет, но
Негативные настроения все большее развитие получали в среде рабочих. Так, например, рабочий завода им. 2-й Пятилетки Д. в беседе со своими товарищами говорил:
«Я ничего не имею против захвата немцами Ленинграда.
Аналогичные идеи высказал слесарь завода «Пластмасс» К.:
«...Ленинград надо отдать. Что мы знаем о фашизме? Я вот знаю, как в Германии народ живет, а там фашизм.
Разговоры о слабости Красной Армии, некомпетентности руководства и, как результат, неизбежности сдачи Ленинграда и поражения СССР в войне также были весьма распространены на заводах города. Агентура оперативных отделов и райотделов УНКВД доносила об усилении агитации среди рабочих за организацию восстания, уничтожение коммунистов и оказание практической помощи немцам, хотя, по-прежнему, приводимые в спецдонесениях УНКВД материалы свидетельствовали о
Арестованный плотник завода № 189 С. среди рабочих заявлял, что «к восстанию готовы моряки Балтийского флота. Дело теперь только за рабочими...». В донесении УНКВД указывалось на то, что повстанческие настроения особенно усилились на судостроительных заводах Ленинграда, рабочие которых имели возможность общаться с моряками Балтфлота. Однако вновь обнаружилось то же настроение, что и в сентябре — ожидание прихода немцев, которые «наведут порядок»:
«... Я был на Балтийском заводе и кое с кем говорил. Там все говорят,