Неизвестная блокада

Репрессивная политика на Ленинградском фронте, проводимая его руководством, подчас выходила за пределы действовавшего в то время законодательства. В связи с ростом числа измен начальник Политуправления Балтийского флота в своей директиве от 28 сентября требовал от подчиненных ему органов «разъяснять всему личному составу кораблей и частей, что семьи краснофлотцев и командиров, перешедших на сторону врага и сдавшихся в плен, будут немедленно расстреливаться (курсив наш — Н.Л.), как семьи предателей и изменников Родины»²⁸. Эта директива, «как незаконная», была отменена лишь в начале 1942 г. Многое из того, что было предпринято командующим Ленфронтом с целью укрепления дисциплины в войсках, являлось своего рода новаторством и впоследствии применялось на других фронтах, в частности, в ходе Сталинградской битвы.

Деятельность Г.К. Жукова в Ленинграде примечательна еще по одной причине. Именно он постарался закрепить сохранявшиеся в течение всей блокады основы отношений между разными институтами власти и управления, оставив «в наследство» менее сильным, чем он Командующим фронтом, определенный порядок работы Военного Совета. Этот порядок предусматривал четкую организацию деятельности Военного Совета, унифицированность требований ко всем институтам (партии, Советам, УНКВД, Военной прокуратуре, Военному Трибуналу и др.), которые обращались к нему по делам службы, не отдававая при этом предпочтения ни одному из них. Это, безусловно, было не только элементом дисциплины, но и важнейшим инструментом политики, позволявшей военным сохранять свое номинальное «первенство» на протяжении 1941—1944 гг. и как уже отмечалось выше, даже бросать вызов Жданову.

В условиях блокадного Ленинграда одна из опасностей для власти состояла в том, что «повестку дня» работы Военного Совета могло в значительной степени формировать территориальное Управление НКВД. Это было вполне реально не только в связи с ослаблением партийной организации, стабилизацией фронта и объективным возрастанием в этих условиях органов госбезопасности, но и активностью, которую проявлял молодой и амбициозный начальник Управления П.Н.Кубаткин, ставший после войны руководителем советской разведки. Более того, УНКВД ЛО могло стать исключительным каналом информации, на основании которой принимались бы важнейшие военно-политические решения. Этого, однако, не произошло во многом благодаря позиции Г.К. Жукова. Во-первых, восстановив информационную работу в частях действующей армии и усилив органы разведки и контрразведки, он заложил прочные основы для формирования собственных каналов информации, которые в ряде случаев, давали более точные сведения, чем УНКВД²⁹. Во-вторых, он «приравнял» УНКВД ко всем остальным информирующим органам по весьма формальному моменту, что было закреплено впоследствии специальным Постановлением Военного Совета от 8 марта 1942 г., согласно которому было запрещено «входить в Военный Совет с записками, справками по вопросам текущей работы, превышающими 3—5 страниц текста на машинке»³⁰.

Добившись стабилизации фронта под Ленинградом и укрепив дисциплину в войсках, К. Жуков не успел решить задачу по прорыву блокады — его военный талант нужен был для того, чтобы отстоять Москву. 6 октября 1941 г. после разговора со Сталиным Жуков получил приказ передать командование фронтом своему заместителю генералу И.И. Федюнинскому и возвращаться в столицу³¹.

Как выяснилось вскоре, расставшись с Жуковым, ленинградцы, сами того не подозревая, утратили последний шанс вырваться из вражеского кольца, поскольку преемники Жукова оказались недостаточно подготовленными для решения столь сложной задачи. У них не было ни опыта, ни знаний, ни воли, ни того таланта, которые были нужны для спасения города. Наконец, их авторитет как в Москве, так и в Смольном был недостаточным для того, чтобы отстаивать нужные фронту решения как в плане обеспечения и снабжения, так и притока новых кадров для руководства соединениями и частями фронта. Власть из крепких рук Жукова вернулась к нерешительному и малоинициативному функционеру Жданову, который, очевидно, осенью—зимой 1941—1942 гг. ею тяготился. 

4. А. А. Кузнецов

Как и все пострадавшие в ходе так называемого «ленинградского дела», А.А. Кузнецов оставался запретной темой для историков в течение нескольких десятилетий. Кроме того, многие архивные материалы, имевшие отношение к нему, в связи с его арестом и расстрелом были изъяты и уничтожены. Поэтому историкам довольно сложно воссоздать деятельность этого, несомненно, выдающегося человека во время войны, показать во всем многообразии его работу в горкоме партии и в Военном Совете, раскрыть его представления о власти, ее ответственности, о смысле борьбы за Ленинград и принесенных жертвах, и, наконец, о сохранении правды о ленинградской трагедии.