Неизвестная сказка Андерсена

– А вот не скажу! Сдохните! У вас на меня ничего нету! Ничего-ничего-ничегошеньки! Кто вам поверит? Никто. Это ты, Ефим, убийца, а дружок твой помогал. Он за Анькой ухлестывал, а когда та отказала, решил отомстить. Нехоро-о-о-оший человек.

– Может, его в багажник все-таки? – предложил Громов, разглядывая дубленку. – Для вразумления?

– Да нет, есть и другое средство…

Ядвига, девочка со спичками, принцесса, у которой осталась память о горошине и белая собака. Правда, глаза у собаки не как плошки и уж точно не как две круглые башни, да еще вращающиеся в придачу, но Ефим чувствовал – поможет.

Должно помочь, если великий сказочник желает закончить историю свадьбой, чтобы жили герои долго и счастливо и не умирали от пули в затылок.

А горы остались картинкой на стене.

Серегин звонок настиг в душе и сперва даже утонул в урчании труб и шуме воды, но потом выплыл, затрещал, заиграл победным маршем, перекрикивая звон капель. Трубка задергалась, застучала о край стакана с зубной щеткой, поехала к краю стиральной машины, грозясь свалиться, если на нее не обратят внимания.

Ричард обратил. Подхватил, едва не выпустив, прижал к уху:

– Да!

– Ричард? Ты как, живой там? – Серегин голос стрельнул в ухо, пробивая водяной пузырь. – Короче, слушай и записывай. Нет, лучше не записывай, а запоминай. В общем, твой «Фармикол» – это верхушка только, возник года три назад якобы как филиал немецкой конторы, на самом деле та, немецкая, она тоже никакая на фиг не немецкая. Ну откуда я знаю, чья на самом деле? Я ж тебе не шпион ее королевского величества… короче, предположения есть, что наша. Очень крутая – люди в ней завязаны такие, что нам с тобою лучше всего согласиться с официальной версией событий, все целее будем. Так, у «Фармикола» есть дочка «Фарма», которая обретается в нашем городке, а руководит ею Сухицкий Евгений. И ходят слухи, что «Фарма» перестала быть послушной девочкой и захотела самостоятельности.

– Ближе к делу. – Ричард выбрался из ванны, подхватил полотенце – влажноватое от долгого висения, синтетически-скрипучее. Полотенце было холодным, пол ледяным, а из дыры воздуховода отчетливо тянуло сквозняком.

Почему-то именно сейчас Ричард Иванович осознал чуждость этого места, этого дома и себя в нем. Какого лешего он цепляется за прошлое? Или вправду безразлично было? И холод, и ванна посеревшая, пожелтевшая, с облезлой эмалью; и дыра – источник вечных простуд; и сколотая плитка на полу, и чертовы лужи…

Нет, не о лужах думать надо. О лужах потом, после.

– А куда ближе-то? Через «Фарму» качали деньги, часть которых она бухала на исследования. Думаю, что так, без отдачи особой, чисто статья расходов с доходами, которые из сверхрасходов, которые на самом деле не расходовались…

– Проще давай.

– Куда уж проще-то. По документам проходят одни суммы, по реалу – другие. И сидеть бы «Фарме» тихо да жир с лапок слизывать, но большего захотелось. В общем, сейчас самое интересное будет. Так вот, Сухицкий Евгений, директор «Фармы» – ко всему бывший супруг некой Дарьи Сухицкой, которая проходит у нас по делу. Свидетельница. Пропавшая, заметь, свидетельница. На звонки не отвечает, дверь не открывает.

– Весело, – почти так же весело, как серое отражение серого человека, навечно поселившегося в серой комнате. Почему он именно сейчас начал задумываться? Почему вообще начал? Поиск смысла смысла ради? Бред.

Ванная выходит в коридор. Стена напротив близка – открытая дверь почти касается белых в мелкий цветочек обоев. Но не касается – застревает в плетеном паласе и, выпустив Ричарда из парной утробы, летит назад по разъезженной колее.

– Ага, обхохотаться. Короче, дальше идем, Артюхин, пропавший твой, тоже числился в штате «Фармы», это, во-первых, а во-вторых, Ефимова фирма готовила заявку на патент для Артюхина. А это, чтоб ты знал, нарушало права «Фармы».

– Погоди, не балаболь.

Бумага нужна и ручка или карандаш. Сесть и записать, а потом над записанным подумать.

Пол в конце коридора, где палас обрывался, задираясь бубликом собачьего хвоста, тоже был ледяным, а еще грязным: мелкий мусор тотчас налип на подошвы. Вот так-то, Ричард Иванович, в свинарнике живете, если вообще живете, а не существуете.

– Я не балаболю, Ричард, ты тормозишь. В общем, по закону все, что изобретено в лабораториях «Фармы», ей и принадлежит. В том числе патент и деньги с него, но вот Артюхин, думаю, такому повороту не обрадовался и через сестру твою связался с Ефимом. Сечешь?

– Деньги уплывали.

Комната, светильник за фонарь, аптека стоит на углу, белые витрины в белом снегу и мерзлая змея жмется к чаше. В комнате стол, в столе тетрадка. Записать, черт побери, он же хотел все это записать. Из окна дуло.

– Штирлиц закрыл окно, – пробормотал Стеклов в трубку. – И дуло исчезло.

– Шутник.

Да какие уж шутки, когда все так непонятно. «Фармикол» и Камелин с Элькой, «Фарма» и чета Сухицких, скорее даже получета, потому что слабая половина исчезла, а ведь она Ефиму алиби делала. Совпадение? Хотя Ефим тоже сгинувши. Что еще? Убитая секретарша. Пропавший изобретатель. И изобретение, которого нет.

Ах да, и деньги.