– Потому что пришло время, когда мне придется дочитать очень много сказок. И хорошо, что твою дочитывать придется не очень скоро.
Книга раскрывается, и розы испуганно шарахаются, свивают цветки в бутоны, а те укрывают дрожащими листьями.
– Смотри, – Пашка протягивает книгу. – Внимательно смотри. И запоминай.
Сначала Глаша не видела ничего, но потом… желтые страницы вдруг посветлели, прочертились буквами – невидимое перо коснулось бумаги, вычерчивая одно имя за другим. Много имен. Очень много имен. Бедный Пашка…
Вот толстый человек под белой простынею снега и санный след. Вот юноша, худой, истощенный, бежит по лесу. Черные деревья, желтая луна и серая ниточка реки где-то вдалеке. А сзади, улюлюкая и хохоча, несется всадница. Конь ее блед, лик ее темен.
Догонит.
Шевелятся страницы, кивают розы, все больше алым наливаясь.
Вот град обреченный на краю мира и моря, и Пряха с длинными волосами. Кричат чайки, плачут люди, звонят колокола. По ком?
– Дальше читай, – говорит Пашка и сам перелистывает страницу, в самый конец книги. Имен пока не много, но они появляются прямо на глазах. Глаша не хочет думать о том, что это значит, она не хочет читать, но читает.
Вот Марфа, имя другое, но Глаша точно знает – это она, Клара, похитившая у Карла кларнет. А вот и сам Карл с кораллами, рассыпанными по снегу и черному пиджаку, лежит ничком, землю обнимает. Вот Манька-зараза и Пашкина бабка в дыму и огне. Вот Федор Федорович Тихий у белой стенки со сколотой штукатуркой и трещинами, которые крест-накрест.
А вот и сама Глаша. В самом низу страницы, которая уже не последняя. Страниц в книге стало больше, значит, и имен тоже.
– Главное, – Пашка захлопнул книгу, – не нужно бояться. Смотри только, чтобы у тебя всегда были хорошие отметки.
– Сказка? Разве это все еще сказка? – Мальчик попытался встать, но не нашел в себе сил пошевелиться, ему вдруг показалось, что он умер, но как бы не совсем, что завтра утром в комнату заглянут и найдут его, бездыханного, и решат, что Ханс Кристиан Андерсен скончался во сне. И похоронят.
Зароют живьем…
– Успокойся, – сказала Тень, обнимая. – Ты всего лишь спишь. И утром все будет как прежде. Но про смерть ты верно думаешь. Смотри, осталось уже немного.
На гвоздь Дашка наткнулась случайно: упала, разодрала руку и, заскулив от боли, поняла – выход. Острый хвост торчал из досок на полсантиметра, прежде чем примерилась и прицелилась, приноровилась драть бечевку – расцарапала руки в кровь. И потом, даже приноровившись, все равно царапала. Но елозила, терла, разрывая тонкие синтетические волоконца, приговаривала:
– Я не умру. Я не умру…
Не здесь и не сейчас. А значит – потерпеть.
В первое мгновение она и не поняла, что свободна. Просто руки вдруг разошлись в стороны, и острие гвоздя с удовольствием прочертило дорожку на запястье.