Неизвестная война

Как это обычно бывает, среди моих рабочих-строителей были и социал-марксисты, и коммунисты, но это не мешало нам дружно работать.

Однако политико-экономическая ситуация начала ухудшаться. Живущий в долг народ сделался зависимым от хищных и все более требовательных иностранных кредиторов, от которых правительство христианских демократов не могло или не умело избавиться. Нельзя понять волнующей трагедии второй мировой войны без тщательного изучения драмы моей отчизны. Раздел Австрии, проведенный в Сен-Жермене, оставил в сердце Европы страшную пустоту. Коммунистическая угроза здесь не была выдумкой. Мне было девятнадцать лет, когда печатный орган социал-марксистов «Арбайтерцайтунг» («Рабочая газета») призывал в Вене к всеобщей мобилизации. Это было в июле 1927 года, я видел, как массовая манифестация в течение двух дней перерождалась в кровавые беспорядки. Я наблюдал за коммунистами, штурмующими префектуру полиции и поджигающими Дворец юстиции — вскоре он вспыхнул огромным костром. Огонь уничтожил все хранившиеся там акты собственности, и это была, бесспорно, одна из целей марксистской мобилизации. Эти бурные уличные сражения казались мне очень глупыми, но мещане, безусловно, были сильно напуганы.

Марксисты первыми организовали вооруженную милицию «Republikanischer Schutzbund»,[20] которой вскоре противостояли «Heimwehr» романтичного герцога Штаремберга и «Heimatschutz» майора Фея. Эти два образования, которые должны были быть аполитичными, сами сделались политическими организациями.[21]

В действительности Штаремберг и Фей имели немалые амбиции, и они поддержали диктатуру канцлера Энгельберта Дольфуса лишь потому, что надеялись сами заменить его на этом посту.

Рассчитывая на поддержку Муссолини, Штаремберг мечтал стать регентом Австрии, наподобие регента Венгрии адмирала Миклоша Хорти, но его надеждам не суждено было осуществиться. Герцог искал утешения в объятиях киноактрисы Норы Грегор, в которую был безумно влюблен, а канцлер Курт фон Шушниг, который, по мнению дуче, был похож на «меланхоличного церковного сторожа», воспользовался этим для отстранения герцога от политики в мае 1936 года.

После беспорядков в 1927 году марксисты пытались навязать свои законы и в учебных заведениях. Мы хотели спокойно работать, поэтому организовали Академическую лигу, знаменосцем которой я был в сентябре 1927 года во время установленной обычаем манифестации на Гельденплац. Но вскоре в лигу проникла, а позже поглотила ее милиция («Heimwehr») Штаремберга, в результате был образован «Heimatblock» («Блок Отечество»). Тогда я покинул эту организацию.

С 1929 года в Австрии возросло влияние Национал-социалистской рабочей партии Германии (НСДАП). Многие молодые сторонники объединения с Германией оценивали это движение положительно. Иначе не могло быть: Гитлер, который во время первой мировой войны служил в баварском полку, решительно высказывался за объединение всех немецких народов. Можно сказать, что в этом почти все мы были солидарны с Гитлером, и этим объясняется успех национал-социализма в Австрии с 1929 года.

Писали, что я был «нацистом с колыбели» — это не соответствует действительности. По правде говоря, я сомневался тогда, в состоянии ли мои земляки принять такую фундаментальную революцию, к которой призывали агитаторы, позиция и язык которых многих приводили в ужас. Некоторые считали их своего рода коммунистами. Интересы, которым они угрожали, казались мне очень могущественными, а организация национал-социалистов у нас была слабой, чтобы можно было одновременно сражаться и с марксистами, и с христианскими демократами.

Решающим событием оказался визит в Вену в сентябре 1932 года доктора Йозефа Геббельса и речь, которую он произнес. Деятельность Национал-социалистской рабочей партии Германии тогда еще не была запрещена, поэтому собрание, проходившее на катке Энгельманна под открытым небом и при исключительно теплой погоде, имело огромный успех. Сколько стояло нас, сжатых толпой, на месте, куда мы обычно приходили кататься на коньках или смотреть на олимпийских чемпионов, Фрица Бергера и Карла Шефера, моего товарища по учебному заведению? Безусловно, более двадцати тысяч человек. Снаружи катка за порядком следила австрийская полиция, а на самом катке — солдаты в форме подразделений СА. Флаги со свастикой, пение и церемониал придали этому митингу великолепное оформление. Венская публика считалась трудной, ораторы часто выслушивали от нее упреки в свой адрес. Однако Геббельса не прервали ни разу. Даже многочисленные торговцы бутербродами и охлажденными напитками, которые обычно очень громко зазывали покупателей, безмолвствовали. Впрочем, народ был очень плотно сбит в кучу, и они не могли продвигаться в толпе.