Читаем Неизвестная война. Записки военного разведчика полностью

Вопросы начинали плавно перетекать в допрос. Сергей и так уже начинал догадываться, что начальник разведки дивизии не ради праздного интереса приехал на заставу. И было похоже, что ответы на эти вопросы он получит тем или иным способом. Самое смешное заключалось в том, что Сергей все никак не мог понять, к чему клонит начальник разведки. Не то чтобы его ночная стрельба по крепости Калайи-Каримхана совсем уж вылетела у него из головы. Просто он не думал, что она может кого-то заинтересовать. Сергей был уверен, что эта стрельба была его частным делом. И абсолютно никого, кроме него, не касалась. Да, он дождался, когда ротный уедет в отпуск. Из обычной предосторожности. Просто не хотел его подставлять. Но то, что он заранее все продумал, сказать все равно было нельзя. Ничего он не продумывал! Он всего лишь сделал то, что должен был сделать.

— Около трех часов ночи? — переспросил он у начальника разведки. — Нет, товарищ майор! В полночь мог, конечно, куда-нибудь случайно выстрелить. После подъема, спросонья, знаете, иногда тоже на что-нибудь не то нажмешь. После завтрака… Но чтобы в три часа ночи? Исключено! В три часа ночи я обычно смотрю свой любимый романтический сон номер три.

Что это был за романтический сон номер три, начальник разведки уточнять не стал. Он молча достал из внутреннего кармана карту-сотку и ткнул пальцем в обведенный кружком квадрат.

— Вот по этой крепости. Кажется, она называется крепостью Калайи-Каримхана?

Было ясно, что отпираться дальше бессмысленно. Начальник разведки явно приехал не просто так. По всему было видно, что он прекрасно знал, откуда стреляли по этой крепости. И кто стрелял. Но Сергей прекрасно знал другое. Одна его знакомая девушка, работавшая народным судьей в Орехово-Горохово (московский район Орехово-Борисово Сергей в шутку называл Орехово-Горохово), давным-давно просветила его на этот счет. О том, что чистосердечное признание смягчает вину. А еще о том, что если признаешься, меньше дадут. При этом с грустью в голосе его знакомая добавляла: «А не признаешься, совсем не дадут». Тогда он не задумывался над этими словами. Но с тех пор никогда ни в чем не признавался. Даже под гнетом столь неопровержимых доказательств. И не собирался признаваться. Поэтому продолжал выпендриваться.

— Нет, по соседней крепости мог, конечно, случайно пальнуть. Больно уж она мне не нравится. И стены у нее какие-то кривые. Но чтобы по крепости Калайи-Каримхана? Да у меня рука не поднимется стрелять по этой крепости! А, кстати, что произошло, товарищ майор?

Все это было обычной игрой. В которую играли заместитель командира мотострелковой роты старший лейтенант Карпов и начальник разведки дивизии майор Харламов. Вы скажете о субординации. О том, что этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Именно поэтому я и привел этот диалог практически дословно без сокращений и прикрас. Что было, то было. Правда, за восемь месяцев до этого разговора Сергей Карпов (исполнявший тогда обязанности начальника разведки батальона) со своими разведчиками на одной из операций помог выбраться из окружения начальнику разведки дивизии. И с тех пор отношения между ними были больше дружеские, чем служебные. И лишь при посторонних они старались их не показывать. Поэтому и состоялся такой разговор. И в этом разговоре Сергей мог рассказать обо всех своих выстрелах. Рассказать как на духу. Заведомо зная, что никуда дальше эта информация не пойдет (и что Сергей Филиппович никогда его не сдаст). Но никогда бы он не стал этого делать. Помня о том, что во многих знаниях — многие печали, он предпочитал не перегружать лишней информацией даже своих знакомых. И уж тем более друзей.

— Что произошло, ты спрашиваешь? Мы несколько месяцев работали с бандой. Помогали им чем могли. Пайсы (денег) ее главарю отвезли столько, что мало не покажется. Месяц назад они перешли на нашу сторону. А в прошедший четверг один папуас (при этих словах начальник разведки многозначительно посмотрел на Сергея) выстрелом из танка пустил всю нашу работу коту под хвост!

Это было уже интересно. Сергей заерзал от возбуждения.

— Не томите, товарищ майор! А этот папуас попал куда нужно?

Сергей Филиппович Харламов улыбнулся в ответ.

— Попал. В жилую часть крепости. Погибло пять или шесть телохранителей, сам главарь банды спал в соседней комнате. Его тяжело ранило. Но утром в крепость пришел Анвар со своими людьми. Посчитав, что возиться с раненым не стоит, они добили Исмада.

Начальник разведки на мгновение задумался. Взгляд его снова стал серьезным.

— Я все знаю, Сережа. О том, что он делал с нашими пленными, о летчике и о «свинье». Ты все сделал правильно. Но я тебе этого не говорил.

После короткой паузы Сергей Филиппович попросил проводить его к машине. Уже по дороге он произнес еще несколько слов. Почему-то Сергею показалось, что начальник разведки разговаривает сам с собой.

— В принципе, хороший дух — мертвый дух. Это не мною придумано.

Уже у самой машины он обернулся к Сергею.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное