Неизвестное сельское хозяйство, или Зачем нужна корова?

Когда в России начинались реформы, у многих людей были иллюзии, что стоит ввести рыночные отношения и дать крестьянам свободу выбора, как колхозы исчезнут и все станут фермерами. Тем не менее опросы показывают, что даже после десятилетнего кризиса коллективных предприятий 80 % их работников по-прежнему ориентированы на коллективные формы сельскохозяйственного производства (Калугина 2001:57), предпочитая сочетать, как и раньше, работу в колхозе с хозяйствованием на своем личном подворье. Именно хозяйства населения заняли ту нишу, которая предназначалась реформаторами для специализированного фермерского хозяйства. Индивидуальные хозяйства в России не вырастают в фермерские, хотя идет увеличение товарности личных хозяйств населения. Более того, наметилась обратная тенденция – преобразования фермерских хозяйств в ЛПХ. Они продают значительную часть своей продукции и имеют порой немалый доход, но формально не относятся к фермерским. Отчасти это вопрос институциональный. Например, в Германии многие из таких хозяйств считались бы фермерскими, так как там одним из основных критериев является получение от сельского хозяйства не менее 50 % общего дохода (Зинченко 2002:13). Правда, в Европейском союзе для фермеров есть и другие формальные критерии: наличие не менее 2 га используемых сельскохозяйственных земель, 8 и более коров или свиней и/или более 200 кур. Есть в Европе и подсобные сельские хозяйства, число которых составляет 57 % от всех агропроизводителей. Правда, дают они только 10 % общеевропейской сельхозпродукции (Там же). Да и в США, по американской переписи населения, фермером считается человек, живущий в сельской местности и получающий от продажи сельскохозяйственной продукции более 1000 долларов годового дохода. То есть многие российские товарные индивидуальные хозяйства и по европейским, и по американским меркам можно отнести к числу фермерских.

Прежде, в 1970-х годах, к фермерам в США относили даже тех, кто имел более га акров (около 4 соток) земли, жил на ней и получал как минимум 50 долларов дохода в год.

И все же механическое перенесение западных принципов мотивации труда на российскую почву без учета ее экономических, социальных, географических особенностей не дает результатов. Опросы общественного мнения в селе в конце 1980-х годов показывали, что вести самостоятельное хозяйство хотели бы только 10–15 % сельских жителей. Эти га%, вышедшие из коллективных хозяйств или приехавшие из городов, в том числе и из других регионов, составили к концу 1990-х костяк фермерского движения. Подавляющая же часть занятых в сельском хозяйстве не готова к экономическим рискам и самостоятельности.

Нежелание значительной части опрошенных нами людей сворачивать свое агропроизводство даже при увеличении прочих доходов говорит о том, что людей заставляет вести свое хозяйство не только нужда. А желание расшириться при наличии средств указывает на значительный внутренний потенциал индивидуальных хозяйств. Тем не менее надежды реформаторов на широкое развитие фермерства в России не оправдались.

Отчасти это можно объяснить принципиально иной по сравнению с хозяйствами населения мотивацией фермерского хозяйства, которая связана не с выживанием, не даже со стремлением улучшить свое экономическое положение. Главными мотивами у фермеров являются «стремление к независимости, самостоятельности в хозяйственных делах, возможность реализации собственных планов, карьерные устремления» (Калугина 2003).

Все причины, тормозящие развитие фермерского хозяйства в России, можно разделить на две условные группы: объективные, или внешние, связанные с экономическими, законодательными и прочими условиями современной России, и субъективные, или внутренние, связанные с особенностями самого населения.

Экономические и бюрократические барьеры для развития частных хозяйств

Свой, никому не подотчетный участок иметь спокойнее, а порой и доходнее.