Неизвестное сельское хозяйство, или Зачем нужна корова?

В большинстве стран произошла реституция сельхозугодий, т. е. их возвращение прежним владельцам, хотя применялись и иные пути приватизации земель. Но, так или иначе, люди получали не бумажку о земельной доле, а реальный участок земли. Поэтому сама процедура выхода из предприятия и прочие трансакционные издержки их не пугали так, как они пугают людей в России.

Например, в восточных землях Германии к моменту воссоединения страны было 4,6 тыс. кооперативов, а в западных – 630 тыс. частных фермерских хозяйств (Кнаппе, Питерский 2004). Правительство стимулировало раздел кооперативов на мелкие частные хозяйства, отчасти под давлением западных фермеров, которые опасались конкуренции сравнительно успешных восточногерманских кооперативов. Но кооперативы выжили. Сократив число занятых в среднем в 4 раза и модернизируя производство, они добились конкурентоспособности и на капиталистическом рынке. Правда, крупные животноводческие комплексы не выжили, и поголовье скота сократилось более чем вдвое – как в России. Многие кооперативы разделились, их теперь 32 тыс. Но 93 % всех сельскохозяйственных земель используют предприятия с площадью более 100 га. Получив по реституции землю, большинство собственников (среди них немало горожан) сдали их в аренду тем же кооперативам. Продать земельный участок можно только с разрешения местных властей и в том случае, если это не сильно уменьшит площадь кооператива и не приведет к потере его жизнеспособности. Некоторые все же забрали свои земли, продали их или стали фермерами. Едешь от Лейпцига на северо-запад, и вдруг у Бад-Дюбена вместо огромных полей видишь узкие полоски земли. Здесь местная власть усиленно насаждала фермерство. К своим полям фермеры ездят на машинах и, как правило, работают где-то еще – от доходов с небольших участков выжить трудно. Даже при значительной помощи государства мелкие хозяйства все равно разоряются, происходит ротация семейных хозяйств и их укрупнение.

В сельской местности Германии живет гораздо меньшая доля населения, чем в России (12 %, а не 27 %). Здесь гораздо больше развита сфера услуг, связанная с лучшим обустройством сельской местности. Это стимулируется высокой автомобилизацией не только городского, но и сельского населения и быстрой субурбанизацией. На Западе она началась гораздо раньше, а в восточных землях набирает темпы с 1989 года. Вокруг всех крупных городов население деревень растет за счет переезжающих сюда на постоянное место жительства (а не на дачи) горожан. Хотя плотность городов в Германии намного выше российской, здесь тоже есть своя периферия с умирающими поселениями. Их выживание многие связывают с развитием экологического туризма.

С коллегами из Института страноведения Лейбница (Лейпциг) мы посетили пригородные деревни и сельскохозяйственный кооператив Fuchshain. Он занимает 1300 га, причем собственно кооперативу принадлежит только 25 га, а остальные земли – еще 85 собственникам, которые сдали их в аренду кооперативу до 2015 года. Раньше на этих землях работало 100 человек, теперь – 18. Из них только у четверых тут земельный пай, остальные – наемные работники, в среднем получающие 7,5 евро в час. Вот и все современное сельское хозяйство деревни, в которой живет 1000 человек. Большинство из них работают в Лейпциге (15 км), немало горожан сюда переехали именно оттуда. И ни у кого, включая коренных жителей, нет приусадебного хозяйства, хотя следы былой аграрное™ налицо. Каменные коровники заброшены или перестроены и порой еще пахнут навозом. До 1990-х годов здесь многие держали скот, имели огороды. Сейчас скота совсем нет. Небольшие палисадники городских «челночников» и местных селян превращены в газоны, засажены цветами и декоративными кустарниками. Лишь в соседней деревне есть один фермер, продающий свежее мясо тем, кому не нравится магазинное. С началом реформ некоторые подались в фермеры, но вскоре убедились, что с 15–20 га земельного пая не выжить. Проще отдать его кооперативу и получать примерно 3000 евро годовой арендной платы. Кооперативу тоже нелегко. Хотя он сумел поднять надои молока от одной коровы с 3300 до 9000 кг в год, животноводство не дает прибыли. А дотаций на него в Германии нет, так как молока и мяса в избытке. Зато половина прибыли растениеводства – это именно дотации, особенно если производится экологически чистая продукция, без удобрений, пестицидов и т. п. По словам руководителя кооператива, сельское хозяйство даже в благополучной Германии – это постоянная борьба.

Таким образом, личное подсобное хозяйство, столь важное для современной России, в Германии явно отмирает. Правда, в более удаленных северных местностях бывшей ГДР сокращение кадров в кооперативах лишило работы множество людей, а найти ее там труднее.

И поэтому там огороды все еще важны для населения, хотя скот почти никто не держит. Кроме того, в Германии, как и в других европейских странах, остались любители делать собственное вино, выращивать ароматическую зелень и т. д. Такие хозяйства-хобби можно встретить повсюду, но они совсем не связаны с выживанием.

Венгрия – более сельскохозяйственная страна. Здесь 35 % населения проживает в деревне. В начале 1990-х годов здесь было около 1,4 тыс. кооперативов со средней площадью 4000 га. Их земля и имущество были распределены между членами в зависимости от стажа работы и трудового вклада. Как и в России, крестьяне получили имущественный пай и 4–5 га земли. Но вышло из кооперативов только 12 % их членов, которые, как правило, создавали хозяйственные общества, оставаясь подразделением своего бывшего кооператива (Кресникова 2002). Увеличилось число фермеров и мелких единоличных хозяйств, но почти половина из них работают, по существу, как подрядные подразделения тех же кооперативов. Этот тип отношений частников и коллективных хозяйств, который никак не прививается в России, возник в Венгрии еще задолго до 1990-х годов – ведь отдельные элементы рыночных реформ проникли туда гораздо раньше. Производительность труда в кооперативах Венгрии за последние га лет резко возросла, а число работников сократилось в 3 раза. Здесь не было реституции земель, как в Германии, но прежние владельцы национализированной земли получили компенсацию в виде ценных бумаг – бонов. На эти боны можно было купить землю, магазин, ресторан, можно было заложить их в банк и т. п. Около 40 % получивших боны купили землю, часть из них сдали ее в аренду кооперативам и имеют от этого доход. Земельный рынок расширяется, хотя есть определенные ограничения: площадь частного владения не может превышать 300 га (Там же).

Итак, рыночные преобразования в северной группе стран Центральной Европы привели к модернизации сельского хозяйства, причем не всегда разрушали кооперативы в пользу фермерства. Наиболее успешно, с ростом производительности труда, прошла модернизация в Чехии, Словакии, Венгрии и в восточных землях Германии. Но и там не обошлось без негативных последствий. Общие объемы агропроизводства снизились. Жесткая селекция привела к закрытию недееспособных предприятий. Вместе с подъемом производительности труда на выживших предприятиях это резко увеличило безработицу в деревне. Поскольку те же процессы санирования предприятий происходили в промышленности, города не только не смогли принять освобождавшуюся рабочую силу, но в ходе активной субурбанизации сами выталкивали людей в сельскую местность. Однако не следует забывать о том, что в ряде стран люди имеют гораздо большую, чем у нас, социальную поддержку. Например, в Германии безработные в течение двух лет получают 65 % прежней зарплаты, а потом еще долго – по 340 евро в месяц, причем государство покрывает им и квартирную плату.

Иные процессы происходили на юго-востоке Европы. Некоторые страны, такие как Албания, Румыния и отчасти Болгария, сразу встали на путь развития мелких крестьянских хозяйств взамен разрушившихся кооперативов (см. табл. 6.4.2). Однако сильная инфляция резко уменьшила доходы населения и возможность сбыта продукции, многие перешли на полунатуральное и натуральное хозяйство. Отсутствие опыта, средств, возможностей сбыта продукции быстро вызвали сегрегацию мелких хозяйств на более успешные, развивающиеся и укрупняющиеся и оставшуюся массу, во многом напоминающую наши хозяйства населения.