Мысли становятся ясны. Задача видится простой. Выжить. Быть готовым. Когда начнется – схватить Лизу и Аду, втиснуть меж кресел и лечь на них. И ждать.
Испытываешь что-то вроде облегчения. Будто падал ты с высоты и нелепо думал, как избежать удара о землю, а потом понял, что удара не избежать и начал думать, как сгруппироваться, чтобы иметь шанс выжить. Пусть небольшой, но он есть.
Ты берешь руку женщины, смотришь ей в глаза. Улыбаешься. Она не понимает. Ада смотрит удивленно.
– Все будет хорошо, – говоришь уверенным голосом.
– Вы что-то знаете? – спрашивает с надеждой Ада, и я вижу, что она милая девочка, просто немножко нескладная от возраста, она этого стесняется, поэтому выглядит неприветливой.
– Да, – говорю я. – Знаю.
Чем кончилось, всем известно.
А мы – я, Лиза, и Ада остались живы, слава Богу.
Это единственный случай в моей жизни, когда я оказался внутри события, известного на весь мир. ГКЧП, защита и осада Белого дома, массовые шествия за и против, масштабные аварии, взрывы – все это было вне моего существования. И, казалось, так и будет.
После того дня, той ночи я понимаю – может случиться опять в любой момент.
И часто снится.
И до сих пор преодолеваю себя, когда вхожу в лифт. Не клаустрофобия, но что-то похожее.
А еще странное ощущение каждое утро, когда просыпаюсь – что я не просто проснулся, а очнулся от временной смерти.
Выжил.
Распахнутые двери, красная ленточка, я с ножницами – почетный московский гость.
Местное отделение Союза художников открыло новую галерею. Устроили выставку, позвали и меня, как не позвать, если я помог материально, перечислил ощутимую сумму в какой-то фонд поощрения искусств, на средства которого и создали галерею.
И три моих картины повесили в знак уважения.
Рудольф Кучумов, неувядаемый патриарх, мастер станка и кисти, лично встретил меня в аэропорту, а теперь стоит рядом, сияя.
Многих тут я не помню или не знаю. Их полсотни собралось, не меньше. Средний возраст – лет шестьдесят.
Я готовился перерезать ленточку, вторые ножницы были у Кучумова, но ждали еще кого-то. Молоденькая девушка держала подушечку с третьими ножницами. Наверное, начальство должно подъехать.
И оно подъехало – прямо по тротуару подкатил большой черный автомобиль. Из него живо и ловко выпрыгнул стройный мужчина в летнем бежевом костюме, в слегка затемненных очках, были на нем также светло-коричневые туфли, белая рубашка в еле заметную красноватую клетку, легкий галстук цвета розовый антик, слегка приспущенный под расстегнутой верхней пуговицей – и демократизм виден, и приличия соблюдены. То есть выглядел он весьма стильно, даже изящно, что удивило бы тех, кто провинциальных начальников представляет увальнями с животиками, цепляющими яркие, широкие галстуки на рубашки с короткими рукавами, да еще в светлых босоножках, надетых на черные носки. Нет, провинция давно обтесалась, сам отсюда, знаю.
Однако я разглядывал прибывшего недолго, потому что вслед за ним из машины вышла Вера.
Такая же тонкая, красивая и, показалось, такая же молодая, какой я видел ее лет десять назад.
Начал лихорадочно считать, сколько же ей сейчас?
Дурак, как сколько? – столько, сколько и тебе, вы же ровесники!
А мне сколько?
Сорок восемь! То есть сорок семь пока, но скоро…
Вера улыбнулась мне, но не подошла – мероприятие уже началось, приехавший начальник взял ножницы.
Ленту растянули, мы одновременно разрезали ее под чьи-то торжественные возгласы, мне вручили пакет с эмблемой экспозиции и куском этой самой ленты, все повлеклись внутрь.
Там начальник произнес речь о важности этой культурной инициативы и о роли живописного творчества наших художников в жизни города и области. Говорил без бумажки, гладко.
Я встал рядом с Верой. Дотронулся до ее руки. Шепнул:
– Привет.
– Здравствуй, Витя!
– Я собирался тебя найти, а ты вот сама… С кем это ты приехала?
– Крупицын, – услышал мой вопрос сзади стоявший Кучумов. – Крупицын Алексей Иванович. Супруг нашей Веры Иннокентьевны.
– При чем тут это? – оглянулась она на него и отошла в сторонку.
Я – за ней.
– А что, муж уже вернулся из кругосветного путешествия?
– Это не он. С тем мы все-таки развелись, и он все еще яхту строит. Столько всего произошло! Я уже три года с Алексеем. А дочь вышла замуж за итальянца, представляешь?
– Сейчас это обычное дело.
– Живут в Венеции, у него бизнес свой – прохладительные напитки и мороженое.
– Для их климата актуально.
– Еще бы! У них под Венецией вилла – роскошная! Но я еще не бабушка, они с детьми не спешат.
– Ты все такая же.
– Да брось. Нет, слежу за собой, но все равно. Видишь – лапки кошачьи на глазах? Первый признак возраста!
– Мне они нравятся.
– Алексей так же говорит.
– И что же у вас, любовь горячая была?
– Почему была? И сейчас. Я не хотела, все-таки у него семья была, двое детей, он, кстати, их сейчас полностью обеспечивает. Но он такой был настойчивый… Можно сказать, всю жизнь на кон поставил. А у меня такие обстоятельства были, что я… В общем – судьба.
– Если судьба, не поспоришь.
Крупицын кончил речь, художники и приглашенные пошли по залам.