Неизвестные байки старого Петербурга

На подъездных парковых дорогах застряли более трех тысяч экипажей, многие из них, так и не добравшись к десяти вечера до места, вернулись восвояси. А те, кому «посчастливилось» проникнуть на праздник, были глубоко разочарованы. «Невероятная иллюминация» состояла из небольшого числа разноцветных фонариков, которые после захода солнца, как ни силились, не смогли осветить фиесту. Тщедушного фейерверка многие просто не заметили. «Удивительные гондолы» оказались грязными лодками с привязанными к носу палками, на одну из которых «гондольер» в картузе прикрепил объявление: «Се гондола, а не ялик». «Факельцуг», то есть шествие, представляло группу из шести человек, одетых в белые балахоны и держащих по одному бенгальскому огню. Цены на спиртное и на чай также серьезно огорчали. Праздничная атмосфера окончательно накалилась, когда обнаружилось, что дармовые цветы продавались по 50 копеек за штуку, а швыряться полтинниками отваживались немногие.

Впрочем, искушенные горожане предполагали, что примерно так оно и случится. Поэтому многие заранее запаслись можжевеловыми ветками и не замедлили начать долгожданную битву, быстро переросшую в изрядную потасовку, из которой люди выбирались сильно побитыми и поцарапанными. К тому же, на следующий день выяснилось, что в Средней Невке во время праздника утонули три человека, которые пытались бесплатно проникнуть на праздник вплавь.

В итоге городские власти мягко порекомендовали баронессе в следующий раз, когда ей захочется посмотреть венецианский карнавал, отправляться в Италию и не волновать горожан — не для них эта забава.

Брачные маневры

Любовь размером с пятачок

Сотню лет назад в большой чести была профессия каллиграфа. Годами люди этой профессии оттачивали свое мастерство — умение писать как угодно и на чем угодно. Работа эта требовала большого упорства и самоотречения. От таких трудов в голове мастеров пера явно что-то менялось, потому даже любовь, вспыхнувшая в этом цеху, была особенной, каллиграфической.

Работал на петербургском почтамте некий каллиграф Алексей, и воспылал он любовью к своей московской коллеге Анастасии. Красавцем он не был, да и богачом себя при всем желании назвать не мог. Размышляя о том, как бы поразить ее воображение, придумал использовать свои знания и умения, написав любовное послание на кружке бумаги размером с пятак. На этот клочок уместил он ровно 320 слов самых пылких признаний и предложение руки и сердца. Отправил и стал с нетерпением ждать ответа. Какое же было его удивление, когда спустя несколько дней он получил в конверте ответ: 400 слов категорического отказа на вдвое меньшем кружке бумаги.

Что делать? Мало того что любовь снедала каллиграфа, так помимо этого была задета честь профессиональная. Прокорпев несколько дней, Алексей сотворил новое послание в 300 слов, но уже на кружке размером с гривенник. С трепетом он раскрыл ответное письмо и ужаснулся — те же 400 слов на копеечной крохе и не менее категоричное «нет».

В отчаянии молодой человек разломал свои перья и кистью написал огромными буквами на большом листе: «Я проиграл». Запечатал письмо в конверт и отправил возлюбленной Анастасии. Спустя несколько дней каллиграфу, который уже начал присматривать на Неве место, где было бы сподручнее сигануть с камнем на шее, пришло письмо. В нем девушка сообщала, что на самом деле она давно Алексея любит и с радостью станет его супругой.

Вскоре молодые сыграли свадьбу, а из своих писем устроили выставку. Падкие на подобные истории петербургские обыватели толпами ходили смотреть на диковинки. Молодожены между тем на вырученные от продажи билетов деньги смогли покрыть все свадебные расходы.

Жертвы эпистолярного жанра

В 1899 году в Петербурге на благотворительном балу, устроенном Дворянским собранием, блестящий офицер русской армии штабс-капитан Чернецов познакомился с рыжеволосой красавицей, дочерью одного известного питерского коммерсанта.

Молодые люди полюбили друг друга, дело шло к свадьбе, как вдруг будущая невеста получила от анонимного «доброжелателя» письмо с красочным описанием любовных похождений своего жениха во времена «вольной» жизни. Родители девушки сочли его поведение оскорбительным для семьи, и отныне двери их дома были наглухо закрыты для Чернецова. О дальнейших отношениях с любимой девушкой не могло быть и речи. В отчаянии он подал прошение своему начальству разрешить отправиться волонтером в Южную Африку на недавно развернувшийся театр военных действий в Трансваале. К моменту получения официального разрешения на отъезд его личная жизнь опять неожиданно изменилась. Бывшая невеста упала к ногам родителей со словами, что любит Чернецова и предпочитает думать скорее об их будущем, чем о его прошлом, и просит вновь благословить на женитьбу. К сожалению, отказаться от отправки на англо-бурскую войну офицер уже не мог. Тогда его невеста дала обет, что в случае смерти любимого, в знак вечной верности, она отрежет свою роскошную рыжую косу и никогда не станет женой другого.