Неизвестные байки старого Петербурга

Сто лет назад петербургские карманные кражи отличались примитивностью приемов. Современники считали, что столичные карманники просто дети по сравнению, например, со своими коллегами из Лондона или Парижа. Последние славились оригинальностью отвлекающих маневров и бесчисленным количеством специальных инструментов. Единственное же приспособление, каким широко пользовались наши местные воришки, — это специальные щипчики, которыми разрезалось часовое кольцо. До 1900 года в течение многих лет был задержан всего лишь один карманник, оперировавший острым ланцетом. Им он вырезал боковые карманы сюртуков, куда обычно помещался бумажник. Когда бумажник вываливался, «мастер» подхватывал его на лету с ловкостью жонглера. Но таким образом работали единицы. В основном практиковали только два самых ходовых способа опустошения карманов и только в местах большого скопления народа. Первый способ применялся, если охотились за содержимым бокового кармана. Карманник становился рядом с жертвой с правой стороны, вытаскивал папиросу, закуривал и держал ее около рта левой рукой, которая оставалась в неподвижном положении, в то время как правая рука из-под нее благополучно залезала в карман. Если же вора интересовал задний карман, то использовался второй способ. Он делал вид, что его сильно толкают, наваливался всем телом и без дальнейших церемоний шарил в кармане. От последнего способа особенно страдали женщины, подвязывавшие кошельки к поясу, поскольку они не всегда могли сопротивляться напору.

Недалеко в своей изобретательности ушли от карманников и нищие. В большинстве случаев вымогали деньги, также не напрягая фантазию. Писали жалостливые таблички, прятали согнутую правую руку в локте за спину и тянули за милостыней левую, притворяясь калекой, жаловались, что потеряли кошелек и не на что добраться домой и т. д. и т. п. Но нужно отдать должное — встречались в этом жанре и виртуозы. К примеру, горожане могли наблюдать сцену: с моста в реку падает весьма скромно одетый человек, вслед за ним прыгает другой человек, с виду рабочий, и «с трудом» вытаскивает «потерпевшего». На берегу «утопленник» начинает рыдать и вопрошать, зачем его спасли, все равно он не знает, что ему делать: нет работы, нет жилья и вообще он не ел три дня. Тогда «рабочий», порывшись в карманах, вручает ему пятак со словами, мол, сам без обеда останусь, но бедолагу накормлю. Вот тут-то расчувствовавшиеся граждане начинали добровольно отдавать свои денежки, кто сколько может. А уже через четверть часа «потерпевший» и рабочий, поделив пополам выручку, сидели в каком-нибудь заведении и обедали. У дам-побирушек были свои эксклюзивные методы. К примеру, садится в трамвай «беременная» женщина и начинает от каждого толчка стонать и охать. Сердобольные попутчицы решают, что у бедняжки нет денег нанять экипаж. Собирают ей средства и просят сойти и взять извозчика. Понятно, что отдельный транспорт «будущая мать» ловила только к вечеру, в конце «рабочего» дня, если трамвайный заработок позволял. Одну такую «беременную» городовой застукал как раз в тот момент, когда та, выйдя из образа и перевернув картонный живот на спину, подсчитывала гонорар.

Сто лет прошло, а ничего, в сущности, не изменилось. Мосты стоят, трамваи ходят, и бумажники мы по-прежнему прячем в задний карман…

Хлестаков-профессор

Сто лет назад в центральной части Питера по весне начал орудовать один примечательный жулик, который работал исключительно по методу гоголевского Хлестакова. Нарядно одетый, представительный, в форменной фуражке почтового служащего он приходил в магазин и, долго не торгуясь, набирал различного товара, весело поясняя, что ему очень некогда, он спешит на свадьбу. Когда подходило время расплачиваться, выяснялось, что «покупатель» в спешке оставил дома в другом пальто бумажник. Не дожидаясь реакции продавца, забывчивый гражданин восклицал:

— О! Ваши, наверное, часто ходят на почту, я запишу свою фамилию, завтра же пришлите мальчика ко мне на службу, пусть спросит помощника начальника почты Пушкина, это я.

Поскольку сумма, на которую он набирал товар, была небольшая, всего 5–6 рублей, то хозяин или приказчик магазина любезно соглашались отпустить покупки в кредит, оставив себе в залог лишь лоскуток бумаги, на котором жулик «собственною ручкою» выводил расписку.