Тогда в стране было очень много китайцев. В Петербурге им выделили территорию в Калининском районе, и они построили китайский дом – двухэтажный, с фонтаном и решеткой. Потом их выгнали и сделали там наше общежитие. У нас была кухня, в ней помещалось 42 хозяйки. Мы жили так: 7 человек в одной комнате – крестный, его жена, мой двоюродный брат, его сестра, парализованная бабушка, мама и я. Там было метров 15, и когда все укладывались спать, то пройти было нельзя. Окно было одно и мне было интересно, что в окне делалось. А я все время писался, что не нравилось жене крестного. Мама приходила и говорила: у него вся задница в каких-то уколах. Оказывается, жена крестного ставила на окно иголки, чтобы я не садился. Но мне было так интересно, я садился на иголки и смотрел в окно. Там был общий туалет на улице, ребята ходили на ходулях, какие-то драки, курицы, свиньи. Даже мой крестный держал в сарае свинью. Помню, он решил сделать домашнюю колбасу, и на печку-голландку повесил сушиться кишки. А я был маленький, но эту кишку достал и проглотил. Бабушка больная спала, а мне кишку и не вынуть, и дальше не заглотить. Так и стоял. Мама пришла, выдернула ее, такая свобода наступила!
И в горе и в праздники мы все вместе были, хотя моментов для ругани было много: кто-то ставит бак с бельем и может в щи пролить часть воды. Но все равно все жили вместе. Я родился, и мама влезла в долги. Потом я уже пошел в ПТУ, работал на заводе и приносил какие-то деньги. В 1968 году она пришла домой и плачет. Я говорю: «А что такое?» Она отвечает: «Все, ты стал взрослым». Мама только в 1968 году отдала все долги.
2.
Я был веселый, смешной, влипал во всякие ситуации, но верил в меня только один человек – это моя мама. Когда мне было очень плохо, она не утешала меня, а просто гладила и говорила одну лишь фразу: «Ты хороший, и ты это знаешь». Однажды в рыбном магазине я нашел деньги. Огромный рубль, тогда еще были старые деньги. И мама говорит: «Иди, покупай». Я побежал, купил мороженое за 90 копеек и 10 коробков спичек, они по копейке стоили.
А первая моя игрушка – мама купила мне маленький автобус с заводным ключиком за 4 рубля. Это был предел мечтаний. Он был маленький, красивый, как настоящий. Я с ним нигде не расставался – и спал с ним, и ел, и гулял… А туалет у нас был такой, где надо «орлом» сидеть. Я как-то сидел и случайно уронил туда ключик. Видел, как он погибает, но достать не мог – глубоко. А потом я видел, как наш сосед там же заначку потерял, 28 рублей – это бутылка водки была. Он надел сапоги и полез в это дерьмо. У меня была мечта, я маме рассказал, и она очень смеялась: «Мама, когда я стану большим, то обязательно куплю себе болотные сапоги и достану ключик, чтобы заводить автобус.»
В четвертом классе я подпал под обаяние отличницы. Когда она получала четверку, то плакала, ревела и переписывала задание. Я каждый день мыл по много раз руки, заставил маму купить мне белые носки, которые сам стирал. Какой-то желтый крем в баночке за 28 копеек – мазать руки. Причесывался. Я сел к ней за парту, чистенький, хорошенький и мне поставили четверку. Если бы я сидел один, я бы радовался этому, но из-за того, что она рядом плакала, я стал тоже плакать. Мы переписали задание и нам поставили пятерки. Целую неделю я получал пятерки. Мама не могла нарадоваться. Но все кончилось печально. Белые носки я порвал, волосы постриг налысо и вернулся из отличников в мужское братство.
3.
Я ходил в разные кружки: то выпиливания лобзиком, то выжигания машинкой, то шахматы, то шашки, борьба такая, борьба сякая. Искал себя. И в какой-то вечер я вдруг увидел: производится набор в секцию баскетбола на Зимнем стадионе. Я пришел и говорю: «Я хотел бы записаться». А я всегда был высокого роста! Тренер говорит: «Такие парни нам нужны». Месяц я занимался. Странность была в том, что мячик нам давали не баскетбольный, а волейбольный. Думаю: наверное, не купили еще. Через месяц была какая-то товарищеская встреча. Сетку повесили и стали играть в волейбол. Мы даже выиграли. Потом сидим в раздевалке, я говорю: «А когда мы будем бросать мяч в кольца? Я же записывался в баскетбольную секцию». Тренер говорит: «Ты мне так понравился, а в волейболе тебе цены не будет». Но я ушел.
А еще я любил кино. Я ходил в кинематограф лет с 12. В час ночи выходил из кино, уже не работало метро, и я с Васильевского острова шел домой через весь город. Ночами работали столовые, где кормили путейных работников. Я заходил в эти столовые, раньше на столах был хлеб с горчицей. И я мог ночью чая попросить, мне давали бесплатно чая иногда.
4.
Когда я служил в армии, то петербуржцев называли «блокадники». Это было обидно. Но потом я подумал, что это говорило о героическом прошлом города. Моя мама жила в блокаду, бабушка, крестный. В доме всегда были какие-то запасы, обязательно запас спичек, соли, обязательно запас самой дешевой крупы, но запас этот должен быть.