Неизвестные лики войны

В древности защитники крепостей опускали крокодилов и ядовитых змей во вражеские подкопы, натравливали на неприятеля своры боевых псов, гнали слонов, а уж о роли лошадей говорить не приходится.

Кроме непосредственного участия в сражениях, животных безжалостно и без остатка использовали для нужд армии. Достаточно вспомнить кожаные сапоги, ремни и портупеи, овчинные тулупы, телячьи ранцы, петушиные перья на шляпах, медвежьи шапки гренадеров, леопардовые тюрбаны на драгунских касках и конские хвосты, развевающиеся на шлемах кирасиров, на воинских бунчуках…

А сколько домашнего скота было забито, чтобы накормить тысячи и миллионы вооружённых людей, занятых убийством друг друга! Солдат, как известно, должен быть сытым. И прожорливая война требует не только человеческих жертв. Когда перестаёт хватать запасов, очередь доходит до диких зверей. Так было всегда.

Перед Грюнвальдской битвой в Беловежской Пуще заготавливалось кабанье и оленье мясо для польско-литовско-русской армии. Войско Ивана Грозного, двигаясь на Казань, чтобы не обременять себя лишними обозами, кормилось лосятиной. Буры охотились на антилоп, которые являлись основной провизией в их армии. Для заготовки продовольствия для фронта в Великую Отечественную в Сибири и на Камчатке без счёта били медведей…

Но иногда некоторым животным везёт, и они становятся ротными, батальонными или полковыми талисманами. Их балуют, откармливают и охраняют, как знамя части. Их выводят на строевые смотры. Во многих документальных кинохрониках можно увидеть, как на параде иностранных армий перед марширующим подразделением ведут какого-нибудь козла, увешанного значками и медалями. И он, не обращая внимания на грохот барабанов и трубный рёв, ступает с такой важностью и достоинством, словно понимает собственную значимость.

В частях нашей армии, находящихся в горячих точках, тоже появляются талисманы. Ими может быть гусь, шея которого украшена лоскутком десантной тельняшки. Это означает, что гусь — не еда, а товарищ по оружию. Или приручённый сокол. Или даже лягушка, обосновавшаяся в полевом рукомойнике. И солдаты с трогательной заботой подливают в рукомойник воду, чтобы создать лягушке самые благоприятные условия для армейской жизни.

Действительно ли живые талисманы являются своего рода оберегами, или просто смягчают сердца солдат, которые видят рядом беззащитное существо, — неизвестно. Но в XIX веке имам Дагестана и Чечни Шамиль в одном из разрушенных русской артиллерией аулов подобрал маленького котёнка. Он всюду возил его с собой, кормил собственноручно кусочками куриного мяса и искренне считал, что с судьбой подобранного им котёнка связана его собственная судьба. И предчувствие не обмануло Шамиля — вскоре после смерти животного последнее убежище имама, горный аул Гуниб, был взят войсками князя Барятинского, а сам Шамиль попал в плен. Так что пусть каждый делает свои выводы.

В заключение приведу анекдот об одном таком талисмане, суть которого сводится к надписи на надгробии: «Здесь лежит любимец полка мул Парсифаль, за свою жизнь лягнувший 214 рядовых, 27 лейтенантов, 11 капитанов, 5 майоров, двух полковников и одну мину».

Лошади. Мы часто говорим «эскадрон», «полуэскадрон» или «кавалерийский полк» и даже хорошо знаем их численность, но вряд ли в наш техногенный век можем воочию представить себе эти кавалерийские подразделения, ощутить их силу и боевой потенциал. Ведь кадры кино являются всего-навсего зрелищем и никак не передают того психологического эффекта, который оказывает в сражении конница…

Когда я еду на свою дачу мне приходится проделывать километровый путь пешком между автобусной остановкой и собственно дачным участком. Тропинка вьётся по живописному заливному лугу, на котором с утра до вечера пасётся деревенское стадо. С полсотни коров. Это как раз полэскадрона. И каждый раз я прикидываю, какое пространство стадо занимает на лугу. Особенно если его вытянуть в линию шеренги в две-три. Существенное, надо сказать, выходит пространство. А потом мысленно увеличиваю стадо в два раза и получаю эскадрон. А потом я множу полученное число на пять, шесть или на десять, в зависимости от того, какой вид кавалерии мне фантазируется, и получаю полк. И представляю, что это вражеский полк, и он несётся на меня, пехотинца! И перед моими глазами возникает страшное зрелище.

Я рядом с коровой-то чувствую себя неуютно: каким-то маленьким, щуплым и слабым. Но коровы — существа пугливые. Достаточно крикнуть «гэть!» и взмахнуть руками, как эти животные шарахнутся в сторону, толкаясь толстыми боками и чавкая копытами по пыльной дороге.