Прежде всего, мы приступили, конечно, к допросу всех курьеров, что потребовало несколько дней, но этот допрос не дал ни малейших указаний. Я чувствовал лишь то, что люди как-то особенно сдержанны и осторожны в своих показаниях. Поиски недавно назначенных мною новых агентов по разным притонам и среди подозрительных элементов не дали также ни малейших указаний. Взвинченные непосильной работой и постоянным напряжением нервы рисовали самые мрачные перспективы, и я уже склонен был безнадёжно смотреть на будущее розыска, как выручила, как это почти всегда бывает, простая случайность.
На второй день после окончания допроса курьеров является ко мне в Сыскную полицию какая-то женщина и просит её выслушать. Она оказалась женой одного из курьеров коридора камер следователей по особо важным делам и сообщила, что муж её может дать мне некоторые указания по делу, но лишь при условии, если его не будут официально вызывать в полицию, а допросят где-нибудь секретно, например, в булочной-кафе Филиппова на Тверской[81]
, куда он явится под видом простого посетителя. Требование это она объяснила тем, что муж её опасается мести преступников и ни в каком случае не скажет, если это условие не будет выполнено.Я, разумеется, на это согласился и лично пошёл к Филиппову. Когда мы уселись за столиком, потребовав себе кофе, курьер этот после тысячи извинений, что скрыл правду при официальном допросе, рассказал, что в их коридоре служит курьером некий Урьян, латыш по происхождению, который состоит, по-видимому, в связи с воровкой Строгановой, привлечённой по делу ограбления антикварного магазина в Леонтьевском переулке. Эта Строганова принадлежит к воровской семье Строгановых, в которой и родители её, и братья не раз уж судились за кражи и хорошо известны полиции.
Следователь К., ведущий дело об ограблении в Леонтьевском переулке, часто требует к себе в камеру для допроса Строганову, и во время ожидания ею своей очереди она свободно разгуливает по коридору всегда в обществе Урьяна, о чём-то с ним шепчется, получает от него разные подарки и конфеты или съестное, что обратило на себя внимание всех служащих и возбудило пересуды.
Очевидно, надзор за арестованными, приводимыми для допроса к следователю, очень хромал, и им предоставлялась чуть ли не полная свобода действий.
Получив эти сведения, я приказал установить за Урьяном секретное наблюдение. На четвёртый примерно день этого наблюдения филеры мне донесли, что Урьян по вечерам занимается у театров барышничеством театральными билетами. Так как в это время велась энергичная борьба с театральным барышничеством, то я приказал накрыть Урьяна на месте преступления и арестовать с поличным.
При нём оказалось пятнадцать билетов на разные места, якобы приобретённые им лично стоянием в очереди у кассы и повторным подхождением к окошечку. Я стал ему доказывать невозможность получить таким путём столь значительное количество билетов, не обратив на себя внимание кассира, и Урьян кончил тем, что признал себя агентом некоего Урицкого, чуть ли не брата убитого большевистского комиссара[82]
, организовавшего в большом масштабе это дело и имевшего кучу своих агентов у всех театров. По данным полиции, этот Урицкий промышлял также и покупкой заведомо краденых антикварных вещей. Это дало мне мысль воспользоваться им для раскрытия кражи в здании судебных установлений.Прибыв лично со своими агентами на квартиру Урицкого, я приказал произвести у него тщательный обыск. Как и следовало ожидать, ничего запретного при этом не было обнаружено. Тем не менее благодаря показанию Урьяна я имел достаточно данных для применения к Урицкому административного воздействия. Я сказал ему, что дело о билетах, может быть, будет замято, если он окажет нам услугу по розыску преступников, совершивших кражу в здании судебных установлений.
Он, Урицкий, мог бы помочь выведать от Урьяна, что ему известно по этому делу, и дать нить, чтобы размотать весь клубок.
Подумав, Урицкий обещал попытаться.
Урьян, по отобрании от него театральных билетов, был мною освобождён. Урицкий ловко принялся за дело. Вызвав к себе Урьяна якобы для объяснений по делу вручённых ему для продажи театральных билетов, он принял его у себя в кабинете как раз в тот момент, когда какой-то незнакомец показывал ему несколько старинных золотых часов. Попросив Урьяна немного подождать, он стал рассматривать эти часы. После тщательного осмотра Урицкий забраковал их и заявил, что он охотно купил бы старинные золотые часы, если бы они соответствовали тому, что примерно имелось в часах, похищенных в Суде, согласно данным ему мной описаниям.