Неизвестные солдаты, кн.1, 2

Лицо у Полины сразу сделалось грустное. Стараясь не выдать своего огорчения, сказала громко:

– Завтра ведь Виктора встречать нужно.

– Все уже решено. Виктор приедет прямо сюда. А я постараюсь выбраться к вечеру.

Они вошли в дом. Здесь было прохладно и как-то непривычно пусто. Юрий не сразу понял, в чем дело. Когда сел за стол и увидел темное квадратное пятно на обоях, спросил удивленно:

– А часы где? И машинку швейную убрала. И вазу… К себе, что ли, перенесла хозяйка?

– В погреб спрятала.

– Это еще зачем?

– Все соседи с ума посходили. Зарывают ценные вещи, войны боятся.

– Ты бы сказала, чтобы панику не разводили, – поморщился Юрий.

– Не слушают. Оки тут лучше нас все знают. Меня же и обругали. Ничего, дескать, не понимаешь, из спокойных мест к нам приехала. А они напуганные. Ведь у них тут кто только не побывал. Я уж не говорю про старые времена. Совсем недавно белополяки были, потом немцы пришли, потом наши… А вчера на кладбище ребятишки ракеты нашли. Целый ящик. В ямке под хворостом.

Полина отошла к окну, задернула шторы, сняла старую, вылинявшую гимнастерку Юрия, висевшую на спинке кровати.

– Ты что, не выбросила ее до сих пор? – спросил Бесстужев.

– И не выброшу.

– Да зачем она нужна?

– Я с ней разговариваю, когда тебя нет.

– Разговариваешь? – у Юрия поползли вверх белесые брови. – Вот чудачка!

– Молчи. – Полина закрыла ему ладонью рот. – Молчи уж, раз не понимаешь.

Теплой, мягкой рукой она гладила его волосы, виски, шею. Оказала полувопросительно:

– Мы ведь никуда не пойдем сегодня?!

– Если хочешь – можно в парк.

– Никуда не хочу. Лучше всего, когда мы вдвоем и вокруг никого нет.

– Вот скоро мне отпуск дадут, и мы целую неделю просидим дома, ладно? Будем жить только друг для друга.

– Мало одной «вдели, Юрочка, очень мало. И месяца мало. И года тоже мало. Я хочу всю жизнь быть рядом с тобой каждую минуту. – Она прижала к груди его голову, полосы ее закрыли лицо Юрия. – Жадная я теперь стала, ужасно жадная. Что-то сломалось во мне, прорвалась плотина и затопила меня всю.

– Полинка, милая! Нам здорово повезло, что мы встретились, правда?

– Меня ужас охватывает, когда подумаю: а вдруг мы не увидели бы друг друга и ничего не было бы между нами?!

– Вот разница наших характеров, – засмеялся Бесстужев. – Я замечаю хорошее, а ты находишь повсюду страшное.

– Просто-напросто я трусливей тебя. Это вполне естественно.

– Ну, теперь-то уж нам нечего бояться, – сказал Юрий, обнимая ее. – Теперь мы вместе, и ничто не сможет нас разлучить.

* * *

В то самое время, когда Бесстужев и Полина сидели у себя дома, в нескольких километрах от Бреста, на противоположном берегу Буга, медленно двигалась по лесной дороге легковая машина. Генерал-полковник Гейнц Гудериан направлялся на передовой наблюдательный пункт. Он спешил, нетерпеливо притопывал левой ногой: солнце уже клонилось к горизонту, а дел на сегодня еще много. Наконец, подполковник фон Либенштейн, невозмутимо сидевший впереди, приказал шоферу остановиться.

– Дальше ехать опасно, господин генерал, нас могут заметить. Нужно пройти пешком.

В лесу совсем не чувствовался ветер, горячий воздух застыл без движения, казался тягучим от густого запаха смолы. Все тело Гудериана покрылось липкой испариной, крупные капли выступили на лбу.

– Сегодня я не завидую Роммелю, – сердито сказал генерал.

– Да, – живо подхватил Либенштейн. – В Африке нет даже таких рощ. Солнце, пески и танки.

– Вы охарактеризовали современный пейзаж Сахары скупо, но точно, – усмехнулся Гудериан.

Либенштейн замедлил шаги возле толстого ствола дуба. Могучие ветви, тянувшиеся почти горизонтально, были покрыты корявыми наростами.

– Сюда, господин генерал.

Они поднялись по лесенке вверх, на прочный деревянный настил, скрытый в гуще ветвей. Возле телефонного аппарата стоял молодой армейский лейтенант в очках, с черным пухом на верхней губе. При появлении генерала он хотел было опустить рукава мундира, закатанные выше локтей, но Гудериан жестом показал: не надо.

Здесь, высоко над землей, было прохладней, лицо освежал ветерок, дувший с востока. Гудериан почувствовал облегчение, ровнее забилось сердце, пошаливавшее сегодня от волнений и этой проклятой жары. Передав лейтенанту фуражку, Гудериан осторожно раздвинул руками листья. Либенштейн протянул ему бинокль. Совсем близко была река. Как в зеркале, отражалось в воде синее небо, а ближе к берегу зубчатой каймой врезалась в светлую синеву черная тень деревьев.

Солнце, светившее из-за спины генерала, заливало косыми лучами противоположный, восточный берег Буга. Вся крепость хорошо просматривалась отсюда: и кольцевые казармы Центрального острова, и мосты, и корпуса госпиталя. В кустах на берегу играли дети, мелькало там чье-то пестрое платье.

Ниже по течению реки виднелись укрепления русских, можно было проследить линию траншеи.

– Долговременные точки? – спросил генерал.

– Имеются. – Либенштейн, как всегда, понял с полуслова. – Бетонированные укрытия для пулеметов. Укрытия с деревянным накатом. Но, видимо, запущены.