Неизвестные солдаты

Горбушин не стал перечитывать письмо, боялся, что раздумает отправить. Складывал треугольник вздрагивающими пальцами. Смотрел и не верил, что этот листок попадет в руки Ольги…

Почти бегом спустился на поляну, подошел к коновязи, где фыркали в сумерках лошади, спросил пожилого казака, как отправляется почта.

— А вон ящичек на дереве, — показал тот. — Кажное утро почтарь увозит. — Помолчал и добавил с гордостью: — Это у нас в аккурате.

Матвей опустил треугольник в прорезь ящика и сразу почувствовал почти физическое облегчение. Вся тяжесть сомнений и раскаяния осталась на том тетрадном листочке. Как это просто — написать, и как трудно было решиться…

Веселый и довольный собой, вернулся он в сторожку. Там при тусклой свече все еще сидели несколько командиров. В нос ударило сивухой и махорочным дымом.

— Эй, товарищи, хоть бы проветрили, — укорил Горбушин и спросил без всякой последовательности: — Долго отсюда письмо до Тулы пойдет?

— Месяца полтора, — сказал эскадронный. — Раньше напрямик почта шла, а теперь далеко. Теперь до Сухуми повезут, потом в Тбилиси, потом на Каспий, а оттуда уж и не знаю куда. Может, даже через Среднюю Азию… — И, видя огорченное лицо Матвея, успокоил: — Если в пути не погибнет, месяца через полтора дойдет!

* * *

Ослабленный потерями, батальон был переименован в морской отряд и придан стрелковой дивизии, медленно отходившей вдоль ущелья к перевалу. Немцы напирали двумя дивизиями, каждый день «обрабатывали» ущелье авиабомбами, засыпали его минами. Но тут им негде было развернуть танки и тяжелую артиллерию.

Фашисты выбрасывали в горы разведывательные группы, пытаясь нащупать обходные тропинки, ведущие в тыл русских, на Туапсе. Морской отряд получил приказ перекрыть единственную в этих местах тропу, которую могли использовать гитлеровцы. Она была настолько крута, что по ней не прошли даже вьючные лошади. Весь груз: и оружие, и боеприпасы, и пищу — матросы несли на себе.

К концу второго дня рота Горбушина поднялась на каменистую, поросшую сосняком вершину. Выслали вперед боевое охранение. Бойцы прилегли, отдыхая, ели хлеб с набранными в пути дикими грушами, запивали маленькими глотками из фляг: все знали, что вода осталась далеко внизу, на горе нет никаких источников.

Потом принялись долбить камень, перекатывать гранитные глыбы, чтобы создать укрытия для стрелков и пулеметчиков. Место было удобное, тропа убегала вперед по лысому некрутому склону, противника можно было увидеть метров за триста.

Вечером в роту пришел капитан-лейтенант. Был он необычно хмур и раздражен, чего не случалось с ним при любой неудаче. Приказал Горбушину, не прерывая работу, собрать по десять человек от взвода. Моряки построились на западном склоне. Командир отряда постоял с минуту, оглядывая знакомых матросов, чуть подобрел лицом. Скомандовал резко:

— Снять головные уборы! — и сам снял свою щегольскую фуражку.

Строй шевельнулся и замер.

— Товарищи! — голос капитан-лейтенанта звучал глухо. — Ребята, десятого сентября жлобы взяли Новороссийск.

У Матвея в руке хрустнул козырек мичманки… Последняя большая база для кораблей, последняя опора флота. Немцы теперь с трех сторон…

— Ребята, — снова заговорил капитан-лейтенант. — Там три дня дрались на улицах врукопашную. Там легли многие наши, которые с Одессы и которые с Севастополя. Но и гадам там тоже кисло было. Наши ушли из города, но держат цементные заводы; сидят на восточном берегу бухты. Там жлобов на Туапсе не пропустят. Но они идут здесь…

Капитан-лейтенант остановился на полуслове, махнул рукой и сел на камень.

— Ну, все. Давайте закурим.

Моряки сгрудились вокруг, молча крутили цигарки, щелкали зажигалками. Кто-то спросил тихо:

— Как там батальон Вострякова, не слышали?

— Батальон жив. А люди — вы сами знаете, какие там люди!

— Бездомные мы теперь, — сказал Костя. — Мы теперь совсем как пехота…

— Ну-ну, стоп травить, — резко повернулся к нему капитан-лейтенант. — Флот жив и нас помнит! Флот в Поти ушел. А нам дальше отступать некуда. Крышка, ребята, тут последние перевалы. Тут бросим последний якорь.

Матросы смолкли. В прохладном воздухе слышно было, как стучат ломы и шаркают о камни лопаты. Низом, по ущелью, докатывался дальний грохот, будто в горах срывались обвалы. Там, где днем черной тучей висела дымовая хмарь, где в сумерках появилось расплывчатое багровое облако, теперь все яснее очерчивался на краю горизонта огненный конус. В той стороне пылали леса, пылали сами горы, облитые с самолетов горючей жидкостью.

— Жлобы уже на тропе, — негромко сказал капитан-лейтенант. — Сюда идет полк горных егерей. Они знают, как воевать среди скал, но они еще не знают, как воевать с матросами. Готовьте им салют наций и передайте всем, что здесь наш Севастополь!

* * *