Неизвестные Стругацкие: Письма. Рабочие дневники. 1963-1966 г.г.

Почему я молчал и что произошло? Как известно, в субботу после разговора с Мелентьевым я в темпе внес исправления, и мне велели ждать понедельника для окончательного подписания. Понедельник этот начался для меня в ту же субботу и длился всю неделю. Сначала несколько тянул Ефремов, которого упросили вставить наше предисловие в свое. Закончил он это к среде. Потом происходило что-то неясное с начальством. Потом у Белы начались свободные дни. Потом я был вызван в пятницу, но ни Мелентьева, ни Гусева на работе не оказалось: уехали в ЦК. В 5 часов они явились, и Жемайтис схватил их, и они назначили ему на субботу. Надо вам сказать, что Мелентьев достиг, наконец, высшей власти:[204] его перевели наверх и сделали заместителем Поликарпова. Именно в пятницу был подписан об этом приказ и уже с субботы Мелентьев перестал иметь к МолГв прямое отношение. И. О. остался Гусев, замещающий сейчас и директора и главреда. Уходя от нас в пятницу, тов. Мелентьев сказал, что единственное темное пятно, остающееся за его уходящей в выси спиной, это ХВВ. Но, сказал он, уходя от нас, если предисловие сделано и если все поправки внесены, то ничего, можно. В субботу в девять часов я был в Мол Гв. В 1 °Cергей пошел к Гусеву. В 11 Бела смылась на каких-то французов. В 12 явился Сергей, поглядел на меня верблюдом и сказал, что все в порядке, но надо сделать еще некоторые исправления. Исправления привели меня в изумление. Гусев не понимал, что такое «кормовые ноги» кибера и сомневался: как это у них там устраиваются развлекаться ПО ЗНАКОМСТВУ (разговор Жилина со шлюшкой в баре, перед дрожкой). Я немедленно уничтожил знакомства и отстоял кормовые ноги, сославшись на ряд обстоятельств. В 12.10 Гусев был уже занят и просил прийти через часок. Я сбегал в магазин и купил для Альки конфет и орехов. Потом беседовал с Сонькой[205] о литературе и твисте. Начала звонить Нина, нетерпеливо ждавшая меня над гранками, которые надо было подтягивать и растягивать совершенно срочно. (Кстати, накануне я был у Нинки, пил чай и рассуждал о дружбе и любви.) В 12.30 пришел сияющий Жемайтис и пожал мне руку. На исковерканной верстке стояла неразборчивая надпись красным карандашом. Мне объяснили, что там написано: «на вторую сверку. Гусев».

Итак, книжка идет на подверстку, потом к корректору, потом к цензору. Ребята не боятся цензора, но считают, что все возможно. Мне разрешили уехать. Я бросился давать вам телеграмму, потом к Нинке, исправил с ней гранки, посмотрел рисунки (блеск!), взял билет и улетел домой.

Вот так. Все ваши поручения я выполнил. Теперь начнется эпопея с «Лесом». Дмитревский ждет.

Бела обещала меня информировать о происходящем.

Вот пока и все. Крепко вас целую, ваш [подпись]

P. S. Мы с Римом долго обсуждали проблемы дальнейшей борьбы. Он жаловался на пассивность и уклончивость Арка, а я говорил, что Арк не годен для открытого боя и что трогать его не надо.

Многократно виделся с Севкой, Севером и Володькой. У них пока всё хорошо.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 28 ИЮЛЯ 1965, Л. — ОДЕССА

Дорогой Арк!

Никаких особенных новостей у меня нет. Москва молчит. Возможно, это и к лучшему.

Сегодня ходил в Лениздат, отнес рукопись «Улиток». Встретился там с Дмитревским, очень сжато изложил ему наши перипетии и вручил рукопись. Он немедленно утомил меня длинным рассказом о Югославии, причем, по-моему, все время врал. Теперь я встречусь с ним завтра или послезавтра.

В Ленинграде спокойно. Равновесие.

Пишу я тебе в основном потому, что собираюсь уезжать в отпуск четвертого-пятого. Я старался оттянуть изо всех сил до 9-го, но это неудобно, я подвожу ребят, тем более, что первоначально мы намеревались выезжать 1-го. Ты всё это имей в виду. Может быть, тебе имеет смысл приехать в Москву не 9-го, а, скажем, 7-го хотя бы. Все равно же тебе там осто и насто, что я, тебя не знаю.

Чувствую себя каким-то замотанным, ни черта не делаю — копаюсь в марках и листаю журналы. Был намедни в Обществе Коллекционеров. Старый дядька, принимавший меня в члены, излагал историю и задачи Общества. Начал он так: «Наше Общество существует давно, но, правда, при культе оно было закрыто…» Господи! Коллекционеры-то при чем тут!

Словом, давай! Жму загорелые члены, твой [подпись]

P. S. Ленуське привет и лобзания.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 29 ИЮЛЯ 1965, ОДЕССА — Л.

Дорогой Боб!

Получил наконец-то от тебя письмо. Слегка поволновались, ты бы все-таки в телеграмме сказал, что возвращаешься в Л-д. Ну, насколько я понимаю, мы — в смысле ты — сделали все, что можно. Цензура должна пропустить, поскольку ее послушались и верстку всю искалечили. Будем ждать.