Никто не отрицает стремления фантастики к максимальной свободе полета. Никто не возражает против освобождения ее от излишнего научно-технического и социологического буквализма, который отягощает, например, интересно задуманные произведения Ефремова или Мартынова, и от которого в значительной мере удается избавиться Стругацким. Но всякому полету — своя динамика. И потому хотелось бы услышать ясный ответ: на какой основе возможна нынче фантастика, кроме научной? Какие воззрения читателя, кроме научных, позволят ему поверить в достоверность вымышленных событий? Возможно ли художественное воздействие современного произведения на современного читателя, заведомо уверенного, что никогда, ни при каких обстоятельствах, ни при какой мере условности описанных событий быть не может? И не случится ни, что, узрев Джонатана Свифта (а почему, собственно, ограничиваться только Свифтом?), «свалившегося с Луны», читатель, подобно горьковской девчонке из «Самгина», воскликнет: «Да что вы озорничаете?»
Дорогой Арк!
Имею сообщить тебе, что я здоров, а Андрюха, напротив, болен, почему я так долго и не писал. Новостей никаких нет. Были у меня: Север, Севка и Брускин. Обещали зайти вновь, но не зашли. Скажи Северу, что у меня осталось твердое впечатление, будто он заходил ко мне с единственной целью: стрельнуть марочек. Потому больше и не зашел.
От телевидения я отвертелся и, как они там выступали, ничего не знаю. Читаю «Inventing the Future»,[207]
несколько раз думал над «Лесом» и несколько — над повестью о войне. Жду тебя. Мама приедет числа 2–3, я думаю; так что числа 5–6 можно, вероятно, нагрянуть. А может, и раньше. Я с мамой поговорю и немедленно тебе телеграфирую. А ты телеграфируй день прибытия.Что тебе надлежит не забыть?
1. Маме — иностранный подарок.
2. Мне — марки, выпущенные до 1961 г. (в том магазинчике, что рядом с несостоявшимися раками). И еще мне купи, пожалуйста, два больших кляссера вроде тех, что я покупал: с бежевой корочкой и серой суперобложкой.
Вот пока и всё.
Жму конечности, твой [подпись]
P. S. Леночку поцелуй.
Дорогой Борик!
Очень рад был получить твое письмо. С мамой дело обстоит так. Она едет через Москву, приедет завтра. Я ее встречу. Скорее всего, мы приедем в Ленинград с нею вместе. Я тебе дам телеграмму, ты нас встретишь. У меня много второстепенных новостей, лень писать, они не очень тебе, наверное, интересные, ужо расскажу.
Обнимаю, твой А.
Поцелуй Адку, поцелуй сына.
9.10.65
Ленинград. Арк приехал 6-го. Пишем «Лес».
7-го — 5.5 стр.
8-го — 6.0 стр.
Вчера вышел сигнал ПНвС.
Написали 6 стр.
10.10.65
[дневник приездов: 10.10.65. Середина 5-й главы.]
Написали 6 стр.
11.10.65
[дневник приездов: 11.10.65. Середина 5-й главы.]
Написали 6.5 стр.
12.10.65
[дневник приездов: 12.10.65. Законч<или> 5-ю главу «Леса».]
Написали 5 стр. Кончили 5-ю главу.
13.10.65
Перерыв.
14.10.65
[дневник приездов: 14.10.65. Начата 6-я глава «Леса». ] Сделали 7 страниц. Тяжелые шаги за дверцей.
15.10.65
Сделали 8 стр. и закончили на 117 стр.
Требует доработки
1. Имена
2. Сцена в биб<лиоте>ке
3. Последн<яя> глава
Нужно предисловие к УнС
Ритмические перебои:
стр. 1.
стр. 5. (Что-то о Домарощ<инере>. Война? А la Сыщенко?[208]
) Или ощущение от него: паук с паутиной.стр. 7. (…Перец, говорит, это, говорит, фигура!..)
стр. 8. (Дать конкретные имена, должности, кто что говорит)
стр. 21. Что-то должно произойти, чтобы настал час отчаяния. Воспоминание об неудачах этого дня. Донос? Приказ? Встреча с каким-либо гадом? Расширить поведение чемодана — подробный жуткий бред.
стр. 25. Разговор книг. Переделать. Только о лесе. Из Кауэлла![209]
18.10.65. Окончен «Лес». Статью для симпозиума делать не хоч<ется>.
19.10.65. Размышления над «Записками здравомыслящего».
20.10.65. Взял билет на 24-е. Готовится рецензия на Гора.
22.10.65. Купили Адке «Зенит 3 п».
24.10.65. Отъезд.
Защитник находит на поле чью-то ногу…