Нам, помнится, очень нравился тогда характерный для Кафки прием: описание мира, как призрачной зоны перехода от сна к реальности. Этот прием мы вполне сознательно и с удовольствием применили пару раз в «Улитке».
Дорогой Боб.
Новостей особенных нет. Неособенных тоже.
1. В среду должно было состояться заседание Совета, но я не пошел. Мне позвонил Ким и сказал, что уже есть решение партбюро совета ликвидировать и воссоединить отдельно фантастов и приключенцев с объединением прозы. Мне позвонил Гуревич, я ему все сказал, что думаю о Совете. Он обиделся. Вообще они все боятся прозы, как огня, потому что боятся в ней потеряться. Еще Ким говорил, что Казанцева предупредили на партбюро за страсть к доносам. Но это еще не проверено. Нравится мне наша московская организация.
2. Насчет пресс-конференции по телевидению ничего не слыхал, да и не интересовался. Провалиться им.
3. Были в тот понедельник фантастические посиделки, Володя Григорьев читал новый рассказ. Отличный рассказ, надо сказать. Ариадна спрашивала, что у нас с тезисами для симпозиума. Я сказал, что ничего нет и что мы, наверное, участвовать вообще не будем. Она пришла в бешенство матки. Надоела она мне, прости меня господи. Когда обсуждали рассказ Григорьева, большинству понравилось, но она выступила против и с привычной безапеляционностью (два «п») заявила, что рассказ где-то недотягивает, где-то перетягивает и прочую теоретическую мочу. Я сказал просто, что рассказ хороший и мне нравится. Тогда она пристала, чтобы я объяснил. Я хотел объяснить, а потом посмотрел на нее — разыгрывает демона отрицания и скепсиса, лишь бы облаять, — плюнул и говорю: это мое дело, чем он мне нравится. Тут на ведьму напали корчи.[230]
4. Сценарий писать готов. Думаю приехать в первых числах февраля, ибо мне нужно вернуться шестнадцатого к Ленкиному дню рождения. Напиши, как планируешь.
5. Одобрение нам в Мол. Гв. выписали только вчера или позавчера. Том наш, кажется, сдали, хотя ни в чем я сейчас не могу быть уверен.
Пока всё. Жду писем, целую, твой Арк. Привет Адке.
В 1966 году мы попытаемся написать сценарий по повести «Трудно быть богом». Это будет наш второй опыт с кинематографом, надеемся, более удачный. В основном же будем дорабатывать новую повесть «За поворотом, в глубине» и попробуем написать несколько небольших рассказов.
Наш народ мечтает о будущем. И это будущее он мыслит, как торжество коммунизма. Маркс и Ленин указали нам дорогу к осуществлению этой мечты. Но как бы хотелось приоткрыть дверь в светлый мир нашего завтра, ради которого нам, строителям коммунизма, приходится преодолевать огромные трудности, а подчас терпеть и лишения. Каков этот мир и кто его будет населять? Кому мы передадим плоды своих трудов, кто примет из наших рук и понесет дальше ленинское знамя?
Вполне естественно, что мысль прежде всего обращается к литературе мечты — научной фантастике. Больше всего она интересует тех, кто будет жить при коммунизме. Я говорю о нашей молодежи: именно она любит романтику поисков и особенно нуждается в литературе, показывающей будущее.
К сожалению, за исключением некоторых книг И. Ефремова и немногих других авторов, изображение этого завтра вряд ли удовлетворит любознательных читателей, тех, кто строит это будущее. Можно примириться с тем, что авторы рассказывают о событиях, отодвинутых на сотни и даже тысячи лет вперед. И пусть происходят они не на грешной нашей планете, а в другой Галактике. Своим воображением читатель может перенести полюбившихся ему героев в более близкое, а потому и особенно дорогое для него время и даже на свою Родину. Но ведь эти герои должны быть понятны читателю, чтобы он мог их полюбить.
В послесловии к двум повестям А. и Б. Стругацких «Далекая Радуга» и «Трудно быть богом» Р. Нудельман убеждает читателей: «Вы не можете не полюбить иронически грустного Горбовского и страстного Румату Эсторского». Но за что их можно полюбить?