Об этих людях в оставленную ими часть немедленно шло сообщение, чтобы семья такого бойца не была лишена пайка как семья дезертира. Командование закрывало глаза на подобные вещи, ибо справедливо полагало, что преданность родному соединению является залогом боеспособности солдата. Да и то сказать, если боец привыкал к товарищам, командирам, общей бытовой обстановке, то ему не хотелось менять ее на новое, неизвестно как могущее повернуться к нему лично назначение.
Кадровые солдаты вообще были первыми помощниками офицеров в окопах и потому высоко ценились ими. Безусловно, высокие потери в пехоте вывели из строя почти всех кадровиков, но тем выше ценились уцелевшие. В артиллерии и кавалерии, не потерявших за войну и половины кадра (пехота переменила по шесть-семь составов), дело обстояло лучше. Но ведь и боеспособность всего подразделения напрямую зависела от общей обстановки в нем.
Если часть была неплоха, то солдат и бежал туда, оставляя либо маршевую роту, либо новую часть. Так как формально такой побег являлся дезертирством, то командиры различных частей своевременно оповещали друг друга о перемещении старых солдат. Вот этим порывом и пользовались иные уклонисты, желавшие на время переждать сражения в тылу. Видимая законность таких передвижений была налицо, почему выявление дезертирства данного вида вызывало большие затруднения. Гренадерский офицер указывает, что «этим же пользовался и худший элемент для того, чтобы „поболтаться“ якобы в поисках своей части и оттянуть время. А таких случаев были тысячи».[314]
Что же касается непосредственно практических мероприятий по борьбе с дезертирством, то Ставка признала необходимой организацию в тылу практики тщательных осмотров деревень и городов для поиска дезертиров. После занятия императором Николаем II поста Верховного главнокомандующего в августе 1915 года, все структуры империи стали подчиняться Ставке. Приказом начальника Штаба Верховного главнокомандующего ген. М. В. Алексеева от 27 ноября 1915 года во исполнение Высочайшего повеления, предписывалось принять решительные меры «по организации военно-полицейского надзора в тылу армий для прекращения бродяжничества отсталых нижних чинов и для задержания и немедленного осуждения военно-полевым судом мародеров и беглых». Этот приказ предусматривал организацию в тылах корпусов военной полиции из чинов полевых жандармских эскадронов. На усиление таковым частям посылались чины железнодорожной и уездной полиции эвакуированных губерний. Кроме того, полагалось установить патрулирование на военных дорогах летучими конными разъездами, проводить обыски в городах и станциях войскового района, ввести комендантский час для военнослужащих с девяти часов вечера.[315]
Штабы фронтов, которых в августе 1915 года стало уже три, тесно взаимодействовали с гражданскими властями ближайшего тыла. Если учесть, что тылом Северного фронта была столица империи — Петроград, тылом Западного фронта — Москва (историческая столица Российского государства), а тылом Юго-Западного фронта — Киев («мать городов русских»), то легко предположить, что чуть ли не вся Европейская Россия с ее основными жизненными центрами испытывала на себе давление военных властей. В частности, широко развивалась сеть борьбы с дезертирством.
Оперативная пауза зимы 1916 года позволила отладить систему и отдельные ее элементы если не до идеала, то до необходимого уровня. При этом военная власть в вопросах, относившихся к Вооруженным силам, безусловно, доминировала над гражданскими властями. Например, заведующий военно-судной частью штаба главнокомандующего армий Западного фронта от 29 апреля 1916 года сообщал московскому губернатору, что «в целях уменьшения скопления на этапах арестованных нижних чинов, задержанных без достаточных оснований», требуется, чтобы полиция своевременно сообщала информацию этапным комендантам, которым после задержания передавали дезертиров. Информация должна была содержать «точные сведения о том, кем и по каким причинам доставленный подвергся задержанию, за кем он должен числиться содержанием, и препровождать этапному коменданту копию постановления судебного следователя или иного должностного лица об арестовании задержанного».[316]
Командование старалось всеми силами оздоровить обстановку в Вооруженных силах, обескровленных в период Великого Отступления. Оппозиционная пропаганда, распространявшаяся на фронте организациями Земгора и приходившими из тыла резервистами, действовала против властей. Любой неуспех раздувался и гипертрофировался в негативную сторону до неимоверной величины. Так что порой приходилось действовать жестко, а то и жестоко.