Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы

Поэтому наверное, есть справедливость в том, что массы таких людей гибли в плену от тяжелых условий содержания. Что ж, у большинства из них и летом 1915-го и летом 1941 года был выбор: погибнуть с оружием в руках или сдаться. По меньшей мере статистика личного спасения говорит о предпочтительности сдачи в плен: в австро-германском плену погибло на порядок меньше людей, нежели в боях с ними. Характерно, что автор воспоминаний, Д. Дмитриев, уже в августе того же года Решил бежать из того самого плена, в который добровольно отправился. Причина — ухудшение качества пищи и тяжелые работы на Итальянском фронте, где русские военнопленные строили укрепленные полосы. В лагерях говорили, что Тирольский фронт — это «каторга пленных».

Как это прелестно: желать спокойно ожидать в плену окончания войны, отказавшись от борьбы как раз в тот самый момент, когда Родина, как никогда прежде, нуждалась в поддержке каждого из своих сынов. И вдруг такого «шкурника» из относительно комфортабельных условий (в окопах фронта, безусловно, было куда тяжелее, нежели в лагерных бараках, да еще не Германии, а Австро-Венгрии) отправляют в опасное место, где надо работать. Да еще в опасности, под пулями воюющих сторон и в условиях действия чрезвычайных приказов, где ослушание конвоиру могло в любой момент стоить жизни.

Но и это опять-таки не все. Побег удался, и автора воспоминаний отправили в русский запасной батальон, которые формировались из бежавших русских военнопленных в итальянском тылу. Очевидно, случаев бегства из плена было предостаточно. Вскоре этот батальон был отправлен на фронт, и тут же, что, опять-таки, примечательно, русские стали жаловаться на то, что зря бежали из плена. Поэтому Д. Дмитриев со вздохом облегчения пишет о том дне, когда его рота вновь угодила в австрийский плен.

Подобная эпопея замечательна тем, что показывает на примере прослойку людей, вообще не желавших воевать, но паразитировавших на войне. Нельзя отказать им в личной храбрости — побег из плена, участие в боевых действиях, дважды пленение. Однако по сути, это также были дезертиры — то есть беглецы, но не в собственный тыл, а в неприятельский плен. Вот к таким людям и должен относиться знак равенства между дезертирством и пленением, о котором пишет ген. А. И. Вер-ховский.

Кампания 1915 года, давшая столь большие потери пленными, впоследствии уже не повторялась. Довооружение русской Действующей армии, насыщение ее техникой и боеприпасами резко понизили количество пленных, так как добровольно сдававшиеся теперь лишились непосредственной предпосылки для сдачи — неравенства в бою. Поэтому в кампании 1916 года основная часть русских пленных (около двухсот тысяч человек), в основном, были взяты противником в бою.

Основной причиной потерь пленными в 1916 году стала перемена состава пехоты в смысле слабости ее кадров. Во время атаки части и подразделения перемешивались и в случае убытия из строя командиров останавливались в растерянности, не зная, что делать дальше. Контратака противника, предпринимаемая на оставшихся без артиллерийской поддержки пехотинцев, приводила к их пленению. «До тех пор, пока части находились в нерасстроенном виде в руках начальников, они двигались вперед, но лишь только они попадали в расположение противника, где отражение контратак требует максимальной устойчивости со стороны бойцов и младших начальников, как войска сдавались в плен. В этом сказывался политико-моральный надлом русской армии. Неустойчивости войск способствовало и то обстоятельство, что артиллерия не умела поддерживать огнем наступающие части при их продвижении в глубь расположения противника. Систематически наблюдалось и запаздывание резервов».[65] На наш взгляд, говорить о «политико-моральном надломе» было бы неправомерно.

Оказавшиеся без командиров рядовые бойцы, подвергшиеся ударам со стороны врага, чаще всего сдавались в плен и в других армиях — австрийской и итальянской. И обусловливалось это не моральным состоянием войск, а их крестьянским менталитетом — вековой привычкой действовать «обществом» либо только по распоряжению начальства. В Вооруженных силах Германии и Великобритании крестьян насчитывалось менее половины, и потому они не знали массовых сдач в плен, так как люди были грамотны и досконально знали, за что воюют. Среди рядовых здесь находилась масса интеллигенции, в то время как в России или Австро-Венгрии они почти все шли в офицеры военного времени (прапорщики) или вольноопределяющиеся. Франция представляла собой несколько промежуточный вариант, так как на значительное количество интеллигентов, мещан и рабочих накладывалась существенная доля полуграмотных крестьян. Кроме того, сама сущность Первой мировой войны как схватки за лидерство между англичанами и немцами способствовала их желанию драться до конца.