Неизвестные трагедии Великой Отечественной. Сражения без побед

Как именно проходил подрыв подлодок, вспоминал торпедист подлодки «Спидола» Ермолаев: «Все [встали] по местам, оделись по-парадному… Начальство совещалось, затем развели по лодкам и начали подрывные работы, вернее подготовка… Во время подрыва кораблей подводная лодка «С-3», которой командовал капитан-лейтенант Костромичев (он не подчинился приказу), ушла с бухты в море. Он выходил из дока и делал разворот к пирсу и не стал, а ушел… Подводная лодка («С-3» было на рубке) делала переход и разворот к пирсу, послышался голос командира: «Ложись, полный вперед», и они ушли без приказа… Нам тогда всем хотелось быть на его корабле, мы завидовали им за смелость, за сохранение корабля… Мы им завидовали, считали их счастливыми, они ушли в море, а [мы], «пехота», подорвали лодки и эсминец «Ленин».

Из двух этих описаний можно сделать ряд интересных выводов. Во-первых, никакой паники среди экипажей не было – у моряков было время, чтобы переодеться в парадную форму, подготовить корабли к подрыву. Да и из-за чего было паниковать, если ни одного вражеского солдата матросы не видели, как не слышали и стрельбы из стрелкового оружия. Из документов и воспоминаний однозначно вытекает, что источником паники был сам штаб базы, откуда прибыло как минимум два человека (оперативный дежурный и подрывник), утверждавших, что с Либавой «все кончено». Есть и прямые указания на то, что Клевенский в тот момент изменил своему рефрену «Действовать по обстановке» и все-таки отдал прямой приказ на подрыв эсминца и подлодок. По крайней мере, именно это утверждал на суде Афанасьев. Клевенский же в своем отчете об обороне базы доказывал, что «командир эсминца «Ленин», приняв отходившие в беспорядке части за противника, не доложив об этом на КП и не приняв никаких мер не только к обороне, но и по выяснению истинной обстановки, взорвал миноносец «Ленин» и отдал приказ взорвать подводные лодки». Можно только удивляться тому, сколько лжи может заключаться в одной лишь фразе! Здесь и отходящие в беспорядке части, которых на самом деле не было, и якобы отсутствие докладов на КП, и непринятие мер по отражению ударов наступающего противника, которого в действительности никто не видел, и, наконец, приказ о взрыве лодок, которые Афанасьеву не подчинялись ни в каком отношении! Должность «старшего в группе ремонтирующихся кораблей» ему придумали Клевенский и прокуратура КБФ – ведь никакой группы не было хотя бы потому, что из взорванных подлодок только «С-1» и «С-3» к началу войны числились в ремонте, а остальные – в строю. У субмарин был свой старший – командир «С-1» капитан 3 ранга И.Т. Морской, который и по званию и по опыту службы вряд ли нуждался в советах со стороны Афанасьева. И напротив, Клевенский, который сам по «происхождению» являлся подводником (в 1933–1938 гг. командовал тихоокеанскими «Щ-113» и «Л-13»), в той ситуации проявил по меньшей мере поразительное равнодушие к судьбам своих коллег.

Подрыв эсминца, подлодок и склада происходил на глазах у многих моряков других кораблей и катеров и фактически послужил сигналом к массовой эвакуации или, если угодно, стихийному бегству. Были взорваны флотский танкер «Горняк», ледокол «Силач», паровая шаланда «Тунгуска», плавучая мастерская «Хабаровск», буксир КП-4. Уничтожались объекты базы, а командиры ее подразделений (например, начальник гидроучастка инженер 3 ранга Шаталов и начальник ОХРа капитан-лейтенант Свирса) самовольно убывали в Ригу и Виндаву. Город спешно покидало и мирное население, в первую очередь семьи советских, партийных работников и военнослужащих. В 3 часа 30 минут 24 июня из города ушел последний железнодорожный эшелон. Не дождавшись указаний и считая, что раз подлодки взорвали, с минуты на минуту в порту появится противник, акваторию базы покинули катера охраны рейда, а около 5 часов утра – дивизион пограничных катеров «МО» в составе девяти вымпелов. Еще раньше, вечером 23 июня, с возникновением неразберихи из базы ушел тральщик «Фугас». Оба командира отрядов катеров, проявляя сознательность и инициативу, брали под охрану желавшие выйти в море транспорты и уводили их в Виндаву. Правда, таких оказалось только три – паровая шаланда «Амга» с русским экипажем и эстонские пароходы «Майя» и «Мееро»[160]. Экипажи остальных судов, в большинстве своем ранее принадлежавших Латвии, выходить в море не захотели, поскольку и так находились «дома». К этим же стихийно образовавшимся конвоям могли бы присоединиться и «Ленин», и подлодки, но они к тому времени были уже бессмысленно уничтожены. Погибла к этому моменту и единственная попытавшаяся выйти в море «С-3». Утром 24 июня в районе маяка Ужава не имевшую возможность погрузиться субмарину атаковали два немецких торпедных катера и после продолжительного боя потопили. Из числа около сотни подводников, которые эвакуировались на ней из Либавы, противник смог подобрать с воды только 18 человек, остальные погибли.