Я обследовала ушибленную ногу и обнаружила, что могу на нее встать, совершенно не чувствуя боли. Изумление и смятение, царившие в моей душе, вспыхнули с новой силой. Я отперла балконные двери своей квартирки на третьем этаже, распахнула их и повернулась к Неизвестному. В негаснущем свете большого города было видно, что он о чем-то напряженно думает.
— Шант, — ответил он все тем же низким и сочным голосом, какой может принадлежать только очень большому и очень сексуальному мужчине. — Я прибыл с горы Арагац и живу на Земле триста шесть ваших лет.
От этих слов я застыла в дверном проеме, невольно вынудив собеседника застрять снаружи, под ночным снегом. Крохотные снежинки опускались на его крылья, нагие плечи и таяли, становясь сверкающими капельками. Он не шелохнулся и ничего не потребовал от меня. Просто стоял, сложив крылья на мускулистой спине, и смотрел своими изумрудными глазами, ожидая…
Чего?
Моего одобрения?
Безоглядной веры его словам?
В переводе с армянского это означает «гром».
Подходящее имя.
Меня затрясло, и не только от холода.
— Стало быть, триста шесть. Ладно. — Мне удалось совладать со своими руками и даже скрестить их на груди. — Это мы пока пропустим. Но… Арагац? Это же гора в Армении?
Шант кивнул с невозмутимым, но торжественным видом, словно понимал, что для меня это может быть важно. И не ошибался. Сколько я себя помню, мы с матерью только один раз ездили вместе. Это было путешествие к горе Арагац. На ее склоне высились призрачные руины соединенных друг с другом громадных каменных башен.
— Амберд, — произнесла я вслух, припомнив название руин, и память тут же услужливо подсказала перевод: «Крепость в облаках».
Голова у меня трещала от напряжения… А может, это трескались запоры на невидимой двери, которую я захлопнула в прошлом.
Судорожно глотнув воздух, я отогнала прочь это видение, но куда труднее было избавиться от зрелища, которое почти целиком заполняло небольшой балкон моей квартиры. Имя ему было Шант, и он подступил еще ближе. Так близко, что мне почудилось, будто жар, исходящий от его тела, обтекает меня со всех сторон.
— У тебя есть и другие раны, — прошептал он, — скрытые, старые раны, которые по-прежнему нуждаются в исцелении. Позволь мне помочь тебе. Позволь принести облегчение твоей душе, как я принес облегчение твоей плоти.
На это я ничего не могла ответить. Я судорожно сглотнула и, стараясь не замечать лихорадочный стук собственного сердца, устремила взгляд на раскинувшийся за спиной Шанта Сохо. На реальный мир. Мое настоящее, а не странное, окутанное тайной прошлое.
— А этот… огненный… может вернуться?
— Сущность рааха вернулась к своему создателю. — Недвусмысленным жестом Шант указал себе под ноги. — Однако будут и другие.
У меня закипали мозги.
— Ты намекаешь на то, что я отправила эту тварь в ад?
— Да.
Шант положил свои руки мне на плечи и сдвинул меня в комнату. Бережно. Соизмеряя силу, чтобы не причинить вреда. Ловким и точным движением ноги он захлопнул за собой дверь балкона, оставив снаружи ветер и непрекращающийся снегопад.
В небольшой темной, скудно обставленной квартирке было так тепло, что у меня заныло лицо. Гостиную освещали только огни ночного города. И еще слабое, но явственное серебристое свечение, которое исходило от Шанта. В тех местах, где он касался меня, моя кожа словно гудела. Тело постепенно брало верх над разумом, жадно требуя вновь и вновь прикасаться к нему, прильнуть к его груди… Борясь с этим желанием, я вынудила себя отступить на шаг.
— Если эта огненная тварь… раах… явилась из ада, то ты, вероятно, прямиком с Небес? — Я впилась взглядом в глаза Шанта. В рассеянном слабом свечении его прекрасное лицо было едва различимо. — «Шаддай» — это что-то вроде ангела?
Крылья Шанта зашелестели, а потом медленно исчезли из виду — словно он втянул их в плоть. Шант улыбнулся, и при виде этой улыбки мне до смерти захотелось встать на цыпочки и поцеловать его в губы.
— Я не ангел, — заверил он, привлекая меня к себе, а затем одной рукой отвел пряди волос, падавшие мне на глаза.
Я обхватила его руками, провела ладонями по его тугой мускулистой спине, бугристым валикам в тех местах, где только что были крылья.
Пальцы Шанта по-прежнему касались моего лба, и волнующий жар растекался от них волнами, проникал в виски, сбегал по шее вниз и расходился по всему телу, особенно остро это ощущалось в том месте, где я прижималась к его мускулистому животу. Мне отчаянно хотелось прижаться щекой к его теплой груди. Может, он каким-то непостижимым образом дурманит меня, отнимает способность здраво мыслить, опасаться, вероятно, даже соблюдать осторожность.