Неизвестный Александр Беляев

Если положительные качества у старика Белугина надо еще найти и подчеркнуть, то в роли молодого Белугина, Андрея, этих качеств искать не приходятся: ими наделен Андрей в большой степени.

Однако, в исполнении роли Андрея r-ном Муромцевым эти качества были несколько затушеваны. Потому ли, что дарованию талантливого артиста не свойственна та же черта «очеловечевья», которой в высокой степени наделен г. Бороздин, или потому, что г. Муромцев, исполняя роль Андрея, впал в искушение, труднопобедимое для всякого исполнителя этой роли. Дело в том, что все прекрасные качества Андрея: и цельность натуры, и глубина чувства, и благородство, и природный ум оправлены в грубую, топорной работы, рамку старокупеческого, замоскворецкого воспитания. Эта коллизия «внешней оболочки» с внутренним, содержанием создает много комических положений. Трудно удержаться, чтобы не подчеркнуть эту комическую сторону роли, уж очень благодарный материал дает она для создания внешне – выигрышных моментов игры.

И г. Муромцев не удержался от искушения, чрезмерно подчеркнув комический элемент. Без относительно к целому, артист передал во втором акте «телячий восторг» Андрея великолепно. Но за этим телячьим восторгом как-то совсем потускнела внутренняя красота Андрея. И когда в последующих актах его нравственный облик вырисовался во весь рост, это как-то органически не вязалось с тем Андреем, который так глупо «ржал» во втором акте. Правда, контраст, и очень большой, и заложен в самой роли и на этом контрасте построен интерес роли Андрея. Но для того, чтобы все-таки соединить этих двух Андреев в один образ: этого глуповатого теленка и смелого, благородного мужчину, следовало, даже, быть может, не бледнее передавать «телячий восторг», но какими-то неуловимыми штрихами, какой-то внутренней теплотой и искренностью о больше согреть и просветлить исполнение роли во втором акте. Г-жа Лаврова прекрасная комическая старуха. Ея исполнение роли Настасьи Петровны в полном смысле слова было художественно. Очень хороша, по обыкновению, была и г-жа Будкевич. Г-же Омарской удаются лучше роли комические. Неудачно передана была роль Агишина г Гесину, – это не из его амплуа.

«Смоленский вестник». – Смоленск. – 1914. – № 148. – (8.07). – С. 2.

А. Беляев (подп.: «Б.») «Вишневый сад»

Л. Андреев в «письмах о театре», касаясь творчества Чехова отмечает, что Чехов был наиболее последовательным панпсихологом, «Если часто у Толстого, – пишет Л. Андреев, – одушевлено только тело человека, если Достоевский исключительно предан самой душе, то Чехов одушевлял все, чего касался глазом: его пейзаж не менее психологичен, чем люди». «И играть на сцене Чехова должны не только люди, его должны играть и стаканы, и стулья, и сверчки, и военные сюртуки, и обручальные кольца. Вдруг Чехов в „Вишневом саду“ вводит какой-то загадочный звук, которого и воспроизвести нельзя, но который необходим, – он есть необходимая часть души героев драмы, без него они не те, без него и Чехова нет.

И отсюда так понятно, почему те театры, где играют только люди, а вещи не играют, до сих пор не могут дать Чехова».

Этой выдержкой из «писем о театре» Л. Андреева, в сущности говоря, вполне можно было бы ограничиться вместо писания рецензии о постановке «Вишневого сада» в театре Лопатинского сада. В этом спектакле «люди играли», но «вещи не играли», или играли так плохо, что лучше было бы «вещам» не играть совсем.

«Загадочный звук упавшей бадьи» – эта «необходимая часть души героев драмы» был совсем не загадочным ударом струны о гриф инструмента и вызвал только смех у зрителей; среди поля (во 2-м акте) вдруг, послышались звуки скрипки под аккомпанемент пианино. Раневской приходилось вдохновляться перед грубо размалеванной декорацией каких-то странных деревьев с коричневыми стволами, долженствующей изображать знаменитый, почти символический «Вишневый сад».

Всего не перечтешь. Одна только луна провинциальных театров, вообще отличающаяся игривым характером, играла во всю: мигала, прыгала с декорации на декорацию и даже пыталась своим шипеньем заглушить слова артистов… «Люди» играли лучше «вещей», но исполнение было пестрое.

Великолепный был г. Бороздин в роли Фирса. Хорошо играла г[-жа] Будкевич Раневскую. Если она не дала всей глубины чувства в монологе у окна, пред вишневым садом, виной в этом, вероятно, сад, а не артистка: пред таким садом не вдохновишься.

Хорошо, но не ровно играл г. Муромцев Лопахина. Внешне правильно выдержала чеховский тон г-жа Струйская – Варя, но внутренней проникновенности не чувствовалось в игре. Справился с ролью Епиходова г. Василенко. Недурна Шарлотта, г-жа Зимина. Неровностью отличалась игра г-жи Омарской – Ани. Лучше она передает моменты молодого веселья и задора, хуже – чисто лирические места роли.