Неизвестный Андропов

Было огромной ошибкой стремление скрыть все или почти все известные советской стороне сведения о судьбе корейского авиалайнера и тем более отрицать факт его уничтожения советскими ракетами. К этому времени Госдепартамент США уже объявил на весь мир, что Советский Союз сбил гражданский корейский авиалайнер, на борту которого находились и десятки американских граждан. Началась беспрецедентная пропагандистская кампания, направленная против «жестокого и безжалостного советского руководства». 2 сентября состоялось новое заседание Политбюро, на котором были все его члены и кандидаты, кроме Алиева, Кунаева и Щербицкого. Вел заседание опять Черненко, который передал пожелание больного Андропова, чтобы «товарищи еще раз посоветовались по этому сложному вопросу». Политбюро заслушало информацию Д. Устинова о действиях военных в ночь на 1 сентября, а также информацию Председателя КГБ В. Чебрикова. Вес выступавшие соглашались, что действия ПВО и ВВС были совершенно законными, прямо предусмотренными уставами Советской армии. На этом основании Н. Тихонов заявил: «Если мы поступили правильно, законно, то надо прямо сказать, что мы сбили этот самолет». Однако А. Громыко предложил использовать другое выражение: «Мы должны сказать, что выстрелы были произведены». «Надо раскрывать истину поэтапно, — заявил В. Гришин. — Сейчас сообщить о расследовании, а затем сказать, что самолет был обстрелян». Именно эта туманная и лживая формула и была принята для советских средств массовой информации. Черненко подвел итоги и сказал, что он немедленно доложит о решении Политбюро Андропову[292].

3 сентября 1983 года ТАСС опубликовало карту полета самолета-нарушителя и линию международной трассы для гражданских самолетов. Поскольку для военных самолетов летать по «международной трассе» вовсе не обязательно, то ТАСС, таким образом, косвенно признавал, что речь идет о каком-то гражданском самолете. Однако и в этом сообщении ничего не говорилось о том, что самолет был сбит советским истребителем. Там можно было прочесть: «…Вскоре после этого самолет-нарушитель вышел за пределы советского воздушного пространства и продолжал полет в сторону Японского моря. В течение примерно десяти минут он находился в зоне наблюдения радиолокационными средствами, после чего наблюдение за ним было потеряно». В этом сообщении ТАСС не говорилось о гибели гражданского самолета, но содержалась фраза о том, что в «руководящих кругах Советского Союза выражают сожаление в связи с человеческими жертвами и вместе с тем решительно осуждают тех, кто сознательно или в результате преступного пренебрежения допустил гибель людей, а теперь пытается использовать происшедшее в нечистоплотных политических целях»[293].

Надо сказать, что не столько уничтожение «Боинга-747», сколько попытка отрицать причастность к этому советских средств ПВО в наибольшей степени использовалась американской и всей западной пропагандой для нагнетания антисоветской истерии.

Спустя три дня после трагедии в газете «Известия» была опубликована беседа обозревателя АПН В. Островского с начальником штаба войск ПВО генералом-полковником С. Романовым: «Как все это было на самом деле?» Романов сообщил о действиях наземных служб ПВО и истребителей-перехватчиков, которые якобы пытались вступить с нарушителем в связь на специальной аварийной частоте. Истребители включали специальные огни, качали крыльями (международный знак, требующий подчинения от нарушителя), стреляли по курсу самолета трассирующими снарядами и т. п. Но западные эксперты знали, что советские истребители не вступали и не могли вступать в связь с нарушителем на аварийной частоте, — у них для этого не было дополнительного радиопередатчика. Не было и трассирующих снарядов. А главное — и теперь генерал Романов почему-то не сказал, что самолет был сбит по приказу наземного центра. Не называлось в нашей печати и число жертв.

Только 7 сентября в специальном Заявлении Советского правительства было наконец сказано, что командование ПВО района, тщательно проанализировав все действия самолета-нарушителя, пришло к выводу, что в воздушном пространстве СССР находился самолет-разведчик. Так как этот самолет не подчинился требованиям наземных служб и истребителей, то «истребитель-перехватчик ПВО выполнил приказ командного пункта по пресечению полета»[294].