Неизвестный Де Голль. Последний великий француз

На протяжении всей войны, и особенно в первое время после создания «Свободной Франции», судьба де Голля в решающей мере зависела от Черчилля. Признание «главой свободных французов», как выяснилось буквально через несколько дней, не означало готовности Черчилля постоянно содействовать де Голлю. Отношения между ними резко колебались между дружбой и ненавистью, часто доходя до грани разрыва. Ведь находясь в сильной зависимости от Черчилля, де Голль проводил самостоятельную политику. К тому же в англофранцузском браке по расчету обнаружилось полное несходство характеров. А поскольку сталкивались два сильных, очень властных характера, то конфликтам не было конца. Позиции Черчилля были неизмеримо сильнее, и сознание этого отнюдь не побуждало его считаться с де Голлем, в котором он, потомок знаменитого аристократического рода, признанный крупный политический деятель, самоуверенный и властный, всегда видел выскочку. Что мог противопоставить не имевший ничего за душой, никому не известный французский бригадный генерал британскому могуществу, которое так ярко воплощал Черчилль? Ничего, кроме упорства, целеустремленности и надменной гордости. Но это еще больше раздражало Черчилля. Правда, уже после войны, так сказать задним числом, Черчилль отдавал должное особым качествам строптивого французского партнера, продолжая, впрочем, подчеркивать, что из всех крестов, какие он нес на себе в войну, самым тяжелым был Лотарингский крест. В четвертом томе своих мемуаров о Второй мировой войне Черчилль писал: «Эти страницы содержат суровую критику, основанную на событиях того момента, по адресу генерала де Голля, и, несомненно, у меня были с ним непрерывные разногласия и много резких столкновений. Однако в наших отношениях был один доминирующий элемент… Я знал, что он не был другом Англии, но я всегда признавал в нем дух и идею, которые навсегда утвердят слово «Франция» на страницах истории. Я понимал его и, негодуя, одновременно восхищался его высокомерным поведением. Эмигрант, изгнанный с родины, приговоренный к смерти, он находился в полной зависимости от доброжелательности сначала английского правительства, а затем правительства Соединенных Штатов. Немцы захватили его родину. У него нигде не было настоящей точки опоры. Тем не менее он противостоял всему. Всегда, даже тогда, когда он поступал наихудшим образом, он, казалось, выражал индивидуальность Франции – великой нации со всей ее гордостью, властностью и честолюбием. О нем говорили в насмешку, что он считал себя живым воплощением Жанны д’Арк. Это не казалось мне таким нелепым, как выглядело».

С первых дней пребывания на английской земле де Голль столкнулся с таким отношением англичан к своему делу, которое, казалось, полностью противоречило заявлению о признании его «главой свободных французов». 29 июня 1940 года де Голль отправился в Трентемпарк, где разместились французские воинские части, прибывшие из Норвегии. Ему удалось привлечь на свою сторону несколько сотен солдат и офицеров. Но как только он выехал из лагеря, английские офицеры собрали французов и предупредили их, что, присоединяясь к де Голлю, они становятся бунтовщиками против своего законного правительства. А на следующий день, 30 июня, де Голль отправился в лагеря Эйнтри и Хейдок, где находилось несколько тысяч французских матросов. Его встретил английский адмирал и заявил, что он не может разрешить ему встречу с французами, поскольку это нарушает «порядок». Глава «Свободной Франции» вынужден был уехать ни с чем. Повсюду английские власти предпочитали, чтобы французы поступали на службу в британские вооруженные силы, а не присоединялись к де Голлю. Так происходило не только в Англии, но и в Африке, на Ближнем Востоке. Но особенно жестокий удар нанесла де Голлю «Катапульта», так называлась операция, предпринятая Черчиллем 3 июля 1940 года.

Еще в середине июня, когда под ударами германских войск рушилась французская оборона, Черчилль в переговорах с правительством Рейно больше всего беспокоился о судьбе огромного, еще не тронутого войной французского военного флота. Если бы он попал в руки Гитлера, то судьба Англии повисла бы на волоске. Слабая английская сухопутная армия не смогла бы отразить вторжение гитлеровцев на Британские острова. Черчилль получил тогда заверения, что флот не будет выдан немцам. Это обещали адмирал Дарлан и сам маршал Петэн. Однако можно ли было надеяться на обещания этих людей?

И тогда британский кабинет решает, что лучше уничтожить французский флот, чем оставить его судьбу в неопределенном состоянии. О намеченной операции, получившей условное название «Катапульта», де Голлю ничего не сообщили.