Неизвестный Есенин

На основе изученных документов Виктор Иванович Кузнецов («Сказка об «Англетере». «Совершенно секретно», № 9, 1998) пришел к выводу: «Практически вся компания свидетелей, понятых, поставивших свои подписи под документами о смерти Есенина, — сексоты ГПУ». Этот вывод подтверждается фактами — самыми надежными документами эпохи. Здесь как раз уместно напомнить читателю последние слова Есенина, которые приводит в книге «Право на песнь» Эрлих:

«Ты понимаешь? Если бы я был белогвардейцем, мне было бы легче! То, что я здесь, это неслучайно. Я — здесь, потому что я должен быть здесь. Судьбу мою решаю не я, а моя кровь. Поэтому я не ропщу. Но если бы я был белогвардейцем, я бы все понимал. Да там и понимать-то, в сущности говоря, нечего! Подлость — вещь простая. А вот здесь… Я ничего не понимаю, что делается в этом мире! Я лишен понимания!»

Это были последние слова Есенина в казематах гостиницы «Англетер».

К годовщине смерти Есенина Иннокентий Оксенов подготовил статью, из которой каратели печатного слова выбросили следующие слова:

«Смерть Есенина — как чудовищный сон, кошмар, от которого нельзя уйти, нельзя проснуться. Как круги по воде, расходятся и ширятся по миру отзвуки этой страшной гибели. Последствия этой смерти больше и серьезнее, чем можно было бы думать. Надломано много душ перед многими снова встали во весь рост извечные «проклятые вопросы» о ценности жизни».

Уже готовилась бухаринская резолюция о зловредности поэзии Есенина. Ну а дальше было то, о чем сказала в письме Есенину Галина Бениславская: «Эти люди сумеют не только физически уничтожить его, но и испортить то, что останется во времени после него». Есенина сузили до имажинистского кружка и наделили чертами не слишком образованного человека и поэта средней руки. Об этом и сказал в свое время Георгий Свиридов: «Сергей Есенин — это колоссальная фигура в мировой поэзии, а он был принижен ниже всякой меры сознательно. И мы с этим, к сожалению, смирились».

Глава 3 Крестьянский вопрос в партийных документах

Читателю, воспитанному на советской истории, трудно поверить, что Есенин и колхозы — вполне реальные временные понятия. Чтоб убедиться в этом, пришлось обратиться к архивам 1926–1927 годов. Выяснилось много интересного. Оказывается, вопрос о крестьянстве уже поднимался на съездах партии ещё при Ленине. Но вначале болезнь, потом в 1924 г. смерть Ленина помешали осуществлению планов. И хотя все руководители претворяли в жизнь заветы Ильича, оказалось, что большевикам легче было совершить революцию в стране, чем революцию в деревне. Крестьянский вопрос был основным в решениях партии в течение всего 1925 года, но подробно разработан и утвержден на XIV партконференции в апреле 1925 года, а в октябре вновь вернулись к вопросам о налогах, о повышении отпускных цен, о работе партийной организации в деревне и т. д. И окончательно уже в декабре на XIV съезде партийные руководители и делегаты утверждали решения апрельской конференции.

Если в 1924 году план имел установку «создать условия, способствующие смычке города с деревней», то в 1925 г. планы касательно крестьянина были самые грандиозные, с перспективой на далекое будущее. Резолюция XIV съезда по отчету ЦК гласила: «Основной путь строительства социализма в деревне заключается в том, чтобы при возрастающем экономическом руководстве со стороны социалистической государственной промышленности, государственных кредитных учреждений и других командных высот, находящихся в руках пролетариата, вовлечь в кооперативную организацию основную массу крестьянства и обеспечить этой организации социалистическое развитие, используя, преодолевая и вытесняя капиталистические ее элементы».