Повицкий, большевик с революционным стажем, в воспоминаниях 1954 года «харьковский эпизод» перевел в другую плоскость, заретушировал трагическое и проявил лирическое: художественно, а потому весьма убедительно описал, как беспечно жилось поэту в культурном обществе милых, обаятельных девушек, как весело он проводил свое время.
В письме Софье Андреевне в 1928 году Повицкий напишет другое:
«Душевное спокойствие уже тогда было нарушено, и отсюда под прикрытием шутки — такие фразы, как «я живу ничаво больно мижду прочим тижало думаю кончать.
(…) Это одна из тех масок («хулиган», «вор», «конокрад»), без которых Есенин — этот целомудреннейший и чистейший сердцем поэт и человек наших дней — не позволял себе показываться на людях».
Типичная для писателя социалистического реализма фраза!
В родной деревне тоже произошли перемены не в лучшую сторону.
Из письма Жене:
Есенин действительно в этот период много путешествует. Побывал в Ростове-на-Дону, Новочеркасске, Таганроге, Кисловодске, Пятигорске, Баку и Тифлисе. Но в том же письме Жене Лившиц скажет о вредности путешествий для него. Почему? Да потому, что во время путешествия в Туркестан Есенин стал свидетелем другой величайшей трагедии нашего народа.
В хронологии жизни и творчества Есенина за 1921 год есть такие пометки:
«16 апреля. Выехал в Туркестан. Первая неделя мая. Вынужденная остановка в Самаре.
12 и 13 мая. Приезд в Ташкент.
30 мая — 2 июня. Выезжал из Ташкента в Самарканд.
До 10 июня. Вернулся в Москву».
Выходит, целый месяц добирался в Ташкент. Поезда плохо ходили? Конечно. Всякие непредвиденные остановки? Безусловно. Но назад-то ехал только неделю. В чем же дело? Вынужденная остановка в Самаре вызвана жестокой необходимостью. Именно в это время по приказу Ленина и ЦК Красная армия под командованием М. Тухачевского подавляла кулацкие восстания на родине Ильича и в близлежащих губерниях Поволжья.
«В банде Антонова к 16 июля осталось всего около 1200 человек, в то время как в начале мая их было около 21 тысячи»