Неизвестный Есенин

Напомню, что во всех письмах из-за границы Есенин просил Анатолия помочь материально Кате, которая жила и училась в Москве и была на иждивении Сергея. Помочь ей сам не мог по условиям того времени. Очень беспокоился о сестре. Но ни разу Мариенгоф не откликнулся на просьбу друга. После отъезда Сергея ей перестали давать и ту долю, которая причиталась от «Стойла Пегаса». Собственно говоря, еще и по этой причине началось между ними охлаждение.

Как уверяет Илья Шнейдер, в «нашумевшем «Романе без вранья» единственный верно описанный Анатолием Мариенгофом эпизод из эпопеи Дункан-Есенин, это их первоначальное знакомство».

Похоже, что это правда, потому что многократно подтверждается фактами. Но после всего вранья, даже когда Мариенгоф хочет сказать что-то доброе и хорошее, ему не веришь. Вот отрывок из главы «Сын» (в сокращении):

Александр Никитич и Татьяна Федоровна Есенины — отец и мать поэта, 1905 г.

«Никритина забрюхатела. А камерный театр собирался в за-граничную поездку…

Александр Яковлевич Таиров, косясь на ее округлость, столь для него антиэстетическую, искренне возмущался:

— Театр едет на гастроли в столицы мира, а вы рожать вздумали! Что это за отношение к театру? Актриса вы или не актриса?

А Изадора Дункан нри каждой встрече нежно гладила Никритину по брюшку:

— Это чудно! Я буду обожать вашего малютку. Я буду ему бабушка.

— А вот Таиров ругает мою обезьянку.

— У него очень маленькое сердце! — сказала Изадора. — (…) Один ребенок Никритиной — это больше, чем весь камерный театр».

Есенин звал Анну Борисовну Никритину Мартышкой, Обезьянкой (Мартышон). Так называет ее и Анатолий Мариенгоф в «Романе без вранья».

Факты свидетельствуют: сын у Никритиной родился 10 июля 1923 года. Есенин и Дункан уехали 10 мая 1922 года, т. е. более года отсутствовали. Если Айседора до отъезда «нежно гладила по брюшку», то хочется посочувствовать бедной Анне Борисовне. Сколько же ты носила своего первенца — полтора или два года?!

Вся эта сцена выдумана от начала до конца. Мариенгофа совсем не смущает даже такая подтасовка фактов, которую любой читатель легко может проверить: Камерный театр Таирова уезжал на гастроли в конце лета, то есть после рождения Кира. Но Никритина сама отказалась ехать, объясняя это тем, что Таиров, якобы, не согласился взять визу на Мариенгофа.

Успокаивая жену, Мариенгоф сказал:

— Ничего, не огорчайся, дорогая! Роди мне сына, а в Европу я тебя повезу в будущем году.

И возил. И в 1924, и в 1925, и 1927 гг. Заграницу надо было заслужить. И служил он новым господам, которые именовали себя товарищами. Так и слышишь «за кулисами» голос хозяев: «Нет, Анатолий Борисович, за границу мы вас на пустим. Сейчас вы здесь нужны. Есенин возвращается, он теперь вдвойне опаснее стал. За ним глаз да глаз нужен. Нам надо знать, чем он дышит, над чем работает, где свои антисоветские поэмы печатать собирается. Их нельзя допускать к читателю. А за границу мы вас с женой в будущем году непременно отправим». Так и было. Из шести подготовленных Есениным за рубежом сборников ни один не появился в печати в 1923 году. О поэмах «Страна негодяев» и «Черный человек» и говорить не приходится: поэмы при жизни Есенина опубликованы не были.

Так новая власть учила непокорного поэта.

Порывая с имажинистами, Есенин в письме Мариенгофу предрекал: «Тебя ветром задует в литературе». И был прав. Мариенгоф забыт был еще при жизни.

В воспоминаниях «Последний имажинист» Рюрик Ивнев рассказывает: