Неизвестный Есенин

«Сегодня я вытащил из гардероба мое весеннее пальто. Залез в карман и нашел там женские перчатки…

Некоторые гадают по рукам, а я гадаю по перчаткам. Я всматриваюсь в линии сердца и говорю: теперь она любит другого.

Это ничего, любезные читатели, мне 27 лет — завтра мне будет 28. Я хочу сказать, что ей было около 45 лет.

Я хочу сказать, что за белые пряди, спадающие с ее лба, я не взял бы золота волос самой красивой девугпки.

Фамилия моя древнерусская — Есенин. Если переводить ее на сегодняшний портовый язык, то это будет — осень.

Осень! Осень! Я кровью люблю это слово. Это слово — мое имя и моя любовь. Я люблю ее, ту, чьи перчатки держу в руках, — вся осень».

Н. Никитин написал: «Какая полынь отравила этот роман, я не знаю». А Мариенгоф, как всегда оригинальничая, в романе «Мой век…» тоже выскажет свое мнение:

«— Почему, мой друг, ты не женился на этой знаменитой и богатой женщине?

— Да потому, — ответил мужчина, — что не хотел стать женой своей жены.

Вот только не помню, в каком веке был этот разговор».

Айседора Дункан после смерти Есенина в парижской прессе объявила: «Протестую против легкомысленных высказываний, опубликованных американской прессой в Париже. Между Есениным и мною никогда не было ссор, и мы никогда не были разведены. Я оплакиваю его смерть с болью и отчаянием».

И это была истинная правда, которую тоже погребли под нагромождением лжи. Это ей, своей Изадоре, пишет Есенин в мае-июне 1925 года:

Айседора Дункан

Я помню, любимая, помню
Сиянье твоих волос.
Не радостно и не легко мне
Покинуть тебя привелось.

Но есениноведы до сих пор адресуют эти стихи Августе Миклашевской.

Глава 4 В защиту Анны Берзинь

Гулагом проверенный человек.

В. Кузнецова

Роль Анны Берзинь в судьбе Есенина до конца не понята. Несмотря на доброе отношение к ней самого поэта, исследователи, со слов «друзей», приписывают ему отрицательный отзыв о ней.

Кто же она: добрый ангел-хранитель, который помогал ему уходить от врагов в последние два года жизни, или «набитая дура и подлица»?

Известно, что сестры Есенины не жаловали Берзинь — «очередная любовница», обижались и на неполную выплату за посмертное собрание сочинений Есенина (от нее ли это зависело?).

В дневнике Софьи Толстой есть запись не в пользу Анны Абрамовны: «Говорит, «предлагаю товарообмен» — дает рукопись «36-ти» в том варианте, когда она называлась «26», и за нее просит 4 тома Гиза. Торгует бессовестно, а я даже не могу выразить ей своего отвращения — боюсь отпугнуть и потерять его рукопись. Не могу отдать последние книги, и сердце разрывается — как же быть?»

Оскорбление тяжкое: «набитая дура», «подлица» — и пусть это всего два слова, но это, по существу, два библейских гвоздя, которыми Анну Берзинь прибили к позорному столбу. Странно другое: Есенин друзей не оскорблял, разве только Мариенгофа, поссорившись, но и тому, говорят, как истинный христианин, первым протянул руку.

Вокруг Есенина не могло быть случайных людей в том смысле, что это были проверенные, преданные делу революции люди. Им, своим сотрудникам, чекисты старались обеспечить приемлемую «легенду», алиби. Не потому ли рядом с убитым Есениным не было ни Бениславской, ни Вольпин?

Анна Верзинь с дочерью, 1928 г.