Неизвестный Есенин

«Рассматривание поэзии с точки зрения идеологии — пролетарской, крестьянской или буржуазной — столь же нелепо, как определять расстояние при помощи фунтов».

«Не напоминают ли пролетарствующий «ЛЕФ» и литературные октябристы из «На посту» потемкинские деревни?»

«То, что нынче называется пролетарским искусством, это бранный термин, это прикрытие модной вывеской плохого товара. В «пролетарские поэты» идут бездарники вроде Ясинского или Князева или недоучки вроде Семена Родова. Всякий рабочий, становящийся поэтом — профессионалом, немедленно фатально порывает со своей средой и зачастую понимает ее хуже, чем «буржуазный» поэт».

«Шарлатаны от искусства, этакие критики, как Коган и Фриче, хилое, простуженное на сквозняках упадочности искусство, пытаются врачевать клиштером, (…) как врачевал Арлекино сухой кашель Панталоне, на что больной мудро возражал: «Кашель-то у меня спереди, а не сзади происходит (…) Искусство болело формой, а к нему лезли с клиштером идеологии».

Могли ли простить большевики столь ядовитые насмешки?

В стихах имажинистов 1918 года еще присутствует поощряемая новыми властями тема перерастания Октябрьской революции в мировую. У Мариенгофа читаем:

Скоро к сосцам твоим прикоснутся,
как братья,
Новые своры народов…
Еще не одна революция
Нянчиться будет в твоей зыбке.

Но в 1921 году В. Шершеневич уже напишет:

Не хотели ль мы быть паровозом
Всех народов, племен и стран?
Не хотели ль быть локомотивом,
Чтоб вагоны Париж и Берлин?
Оступились мы, видно, словом.
Поперхнулись теперь под уклон.

А в 1923 году, когда стало ясно, что расчет советского руководства на то, что вслед за Россией революция охватит страны Европы, не оправдался, он же добавит:

Победы нет! И горечь пораженья
Победой лицемерно мы зовем.

Имажинисты стали для большевиков опасны. В письме Ширяевцу от 26 июня 1920 года Есенин пишет: «Уж очень трудно стало у нас с книжным делом в Москве. Почти ни одной типографии не дают для нас, несоветских, а если и дают, то опять не обходится без скандала. Заедают нас, брат, заедают».

Выверты и перекосы имажинизма были устранены правительством в голодный 1922 год, после отъезда Есенина в Америку. В воспоминаниях Галины Бениславской читаем: «Денежные дела Мариенгофа были очень плохи. «Стойло Пегаса» закрылось, магазин ничего не давал, и Мариенгоф с женой, ждавшей тогда ребенка, форменным образом голодали».

Пока вместе: А, Мариенггоф, С. Есенин, А. Кусиков, В. Шешеневич

(слева направо), 1920 г.

По мнению Э. Шнейдермана, маленькая группа поэтов-имажинистов проиграла — не могла не проиграть — могучему государству борьбу за свободу творчества, за независимость поэзии от власти. Сопротивление имажинистов большевики сломили голодом. Многое объясняет, как всегда циничное, но точное их собственное выражение: «Революция духа зависит от революции брюха».