— Нет, он был человеком на редкость скромным. Но было одно исключение: превыше всего он гордился своим вкладом в победу на Курской дуге в 1943 году. Добытая им стратегическая и техническая информация реально помогла укрепить боевую мощь и стратегическое позиционирование советских войск в сражении под Прохоровкой, победа в котором означала окончательный перелом в ходе Второй мировой войны. Помню, в школе нас учили, что битва на Курской дуге «сломала хребет фашистскому зверю».
— Все разговоры о его пьянстве сильно преувеличены. Да, Филби, прожив какое-то время в Москве, стал очень критически относиться ко многим сторонам нашей советской действительности. Ему в СССР явно не хватало свободы. Он недоумевал: например, почему запрещают [книги] А. И. Солженицына. Он ведь слушал разные зарубежные радиостанции, читал многие западноевропейские газеты.
— На этот вопрос, вероятно, сложнее всего ответить. Тем более что мы можем судить только по тому, что он говорил вслух и писал, и не знаем, что он в действительности думал про себя.
Начнем с того, что Филби, вероятнее всего, увидел Советский Союз в январе 1963 года, когда впервые попал в нашу страну, далеко не таким, каким мечтал. Будем откровенны: у молодого Кима, когда он в 1934 году согласился работать на советскую разведку, наверняка было идеализированное представление и о коммунизме, и о жизни в Советском Союзе. Ведь главным для него в то время была борьба с угрозой фашизма и соглашательской политикой европейских стран, которая способствовала закреплению нацистов у власти и в конечном итоге вела к войне. Советский же Союз, по убеждению Кима и его друзей по Кембриджской пятерке, являлся единственной силой, способной противостоять фашизму и победить его.
Вряд ли он много думал тогда о том, как живется простым советским людям, насколько они свободны и т. д. Главное, основные идеи и «предназначение» СССР совпадали с его собственными идеями. Он, конечно, не мог не знать о сталинских репрессиях, о невысоком уровне жизни в нашей стране, но, во-первых, он не видел этого собственными глазами и, во-вторых, выбор был уже сделан. А Ким Филби, надо сказать, был на редкость цельной личностью — он никогда не отступал от единожды данного слова и от своих убеждений, никогда не руководствовался конъюнктурными соображениями.
Подозреваю, что столкновение с советской действительностью 60-х годов прошлого века шокировало Филби. Но он стоически перенес все трудности адаптации и не позволил «бытовым моментам» возобладать над его коммунистическими убеждениями.
За какой мир он боролся? Как человек, прошедший через две войны — Гражданскую в Испании и Вторую мировую, он вообще хотел мира. Вероятней всего, его представление о том, каким должен был быть послевоенный мир, в общем и целом совпадало с внешней политикой руководства СССР, которое тоже не хотело третьей мировой войны. Но в нюансах Ким расходился с советской официальной точкой зрения. Он, например, считал явно преувеличенной угрозу со стороны НАТО. Не согласен он был и с вводом советских войск в Афганистан, считая, что афганскую проблему надо было решать другими средствами.
А вот развал СССР и возникновение государства Россия, ему, скорее всего, не снилось даже в самом фантастическом кошмаре! Впрочем, как и всем нам, советским гражданам, а вместе с нами и лучшим аналитикам западных спецслужб.