Аналогичные материалы появились в контролируемой банде-ровцами прессе. «Украинский народ знает, что Организация украинских националистов под руководством Степана Бандеры ведет несгибаемую героическую борьбу за его свободу и независимость, за землю и власть для него, за его свободную, счастливую, государственную жизнь без колхозов и помещиков, без москалей, жидов, поляков, комиссаров и их террора, — говорилось в одном из августовских номеров газеты “Кременецкие вести”. — Украинский народ также знает, что освободиться из московско-жидовского ярма помогла ему Немецкая армия. Она громит красных московских захватчиков — и потому ОУН сотрудничает с Немецкой армией и помогает ей и призывает к этому всех украинцев».[453]
Нетрудно заметить, что заявления ОУН(Б) об ее поддержке оккупантов насыщена антиеврейской риторикой. Удивляться этому не приходится: летом 1941 г. украинские националисты полностью поддерживали уничтожение нацистами евреев и принимали в ней активное участие. Всего по подсчетам украинского историка А. Круглова, антиеврейские погромы состоялись как минимум в 143 населенных пунктах Западной Украины[454]
; в большинстве случаев движущей силой этих погромов были активисты ОУН.Весьма показателен тот факт, что инициируемые ОУН антиеврейские акции проходили не только в немецкой, но и в венгерской зоне оккупации, причем венгерские войска и администрация достаточно часто препятствовала погромам.[455]
На наш взгляд, это дополнительно свидетельствует о инициативном характере проводимых активистами ОУН погромов: ведь, в отличие от нацистов, венгерские оккупанты к лету 1941 г. не имели планов уничтожения евреев.В заключении следует отметить характерную особенность Холокоста по-оуновски: евреи не были ни единственной, ни главной жертвой украинских националистов. Поляки и сочувствующие советской власти украинцы уничтожались боевиками ОУН и УПА одновременно с евреями и, как правило, в большем числе. Массовое уничтожение «чужинцев» и «предателей» оказалось одной из главных характеристик радикального украинского национализма. Эта тень падает и на тех, кто от имени современной Украины возводит боевиков ОУН и УПА в ранг национальных героев.
IV. МАРТИРОЛОГ, ИЛИ МУЧЕНИЧЕСТВО И СВИДЕТЕЛЬСТВО
Мечислав Альберт Кромпец
Тень неосужденных преступлений
Сегодня, на пороге третьего тысячелетия, после атаки на наиболее сильную мировую державу, когда во Всемирном торговом центре, здании, символизирующем экономическую мощь Соединенных Штатов Америки, нашли смерть более 3 тысяч человек, проблема терроризма стала особенно различима. Однако, не будем забывать, что терроризм существует давно, хотя на него закрывали глаза. Десятками лет, пока ему не было ни названия, ни лекарств, он потихоньку развивался, рос и набирал силу. Нападение 11 сентября 2001 г. может иметь переломное значение ввиду повсеместного осуждения террористических действий и объявления войны терроризму практически всей мировой общественностью.
Сегодня я сочувствую американцам, которых коснулась эта трагедия, но одновременно во мне оживают воспоминания о терроре, который коснулся поляков на Кресах[456]
. И приходится с горечью констатировать, что терроризм мог стать первоочередной проблемой в мире только тогда, когда тысячи людей были погребены на глазах миллиона телезрителей под развалинами величайшей постройки в самой могущественной державе мира. В то время как того, что случилась уже почти 60 лет тому назад на Кресах, публичное мировое общественное мнение не осудило и не заметило. А ведь там безумствовал ужасный массовый террор огромного масштаба. Трудно было бы найти в истории человечества подобное нагромождение ужасных преступлений. Они поражают как своими размерами, так и способами совершения. Хорошо, что сейчас начинают публиковаться книги, документирующие эти события. Они показывают (а книгаЯ вырос на Подолье, под Збаражем. Естественно, с русинами, как мы тогда их называли, мы жили как в одной семье. Мы признавали их праздники и навещали их в их домах точно так же, как и они нас. До сих пор я помню украинские колядки и думки; так же и они пели наши. Никто не удивлялся, когда время от времени они приходили на службу в наш римско-католический костел, а мы в их церковь. Точно так же местная культура требовала, чтобы к русину, т. е. к украинцу, не обращались по-польски, а только по-русински, т. е. на украинском языке. Доверие было столь большим, что даже когда началась резня, в некоторых польских деревнях люди, вопреки фактам, до конца не верили, что им может что-то угрожать со стороны их соседей.