«С глубоким чувством вызываю я в своей памяти святую личность Кропоткина. Я хотел бы передать, чем была для меня его книга «Записки революционера», какой яркий след оставила она в моей душе. Я не могу думать об этом иначе, как с чувством сыновней благодарности.
Я очень люблю Толстого, но мне часто казалось, что Кропоткин был тем, о чем Толстой только писал. Он просто и естественно воплотил в своей личности тот идеал моральной чистоты, спокойного, ясного самоотречения и совершенной любви к людям, которой мятущийся гений Толстого хотел достичь во всю свою жизнь и достигал только в искусстве…
Я присоединяюсь к благоговейному чувству любви, с которой вы отдаете последний долг нашему великому другу».
«Такие люди не бросают своих фраз на ветер, и за каждым словом в процессе его кристаллизации, наверное, скрывался целый вихрь бесконечно сложных, глубоких и многознаменательных психических явлений…
Как известно, Петру Алексеевичу выпало на долю величайшее счастье - принадлежать к числу тех, относительно очень немногих гениев и друзей человечества, ум которых прямо-таки всеобъемлющ и вмещает в себя не какую-либо одну специальность, а все главнейшие отрасли человеческого знания, и при этом вовсе не представляет, так сказать, их склад, а их химическое соединение - их синтез. И не только синтез без всякой социальной и нравственной оценки, а именно с нею, и она-то и освещает и одухотворяет, и углубляет такой ум, как ум П. А. Кропоткина, и манит, и зовет, и толкает человека и человечество вперед и вверх…
Он кристально честный ученый и мыслитель с синтетическим складом ума, особенно подчеркивает значение синтетической точки зрения… Дает понять, что Космос (Природа, Вселенная) и человечество и человек словом сказать, все существующее, до последнего атома нашего тела, представляют собой единое и неразделимое целое…
«…В духе своего анархизма Кропоткин был не разрушитель. Он был творец в науке так же, как и в общественной жизни его родины, и из этого источника - его очаровательная красота и сила его души…
…Отличительную черту его ума всегда составляла кристальная ясность и определенность мысли. С ее выводами можно согласиться или нет, но им нельзя не любоваться: такой безграничной искренностью, такой глубокой любовью к простому, обездоленному люду они проникнуты… необыкновенно смелый мыслитель, непреклонный в деле принципа и бесконечно деликатный, терпимый… инициатива его оригинальной мысли просто феноменальна. Работоспособность изумляла».
Н. В. Чайковский. О П. А. Кропотнине. Газета «Речь» N 325, 26.11.1912.
«Я почувствовал с его стороны то искреннее доброжелательство, на которое знаешь, что можешь в случае нужды всегда положиться… Несомненно чувствовалось, что в глубине своей души Петр Алексеевич был совсем не материалистом, но идеалистом чистой воды».
«Пробуждение», Детройт, 1931, N 15, С. 298.
«Труд Кропоткина совершил подлинный переворот в представлениях о ледниковом периоде… и современный исследователь может почерпнуть в нем немало ценных для себя фактов и мыслей».
Бюлл. МОИП, 1976, вып. I, С. 76.
«Добродушное лицо, совсем без морщин, и ясные глаза были совсем не стариковские. А в движениях было столько живости, подвижности, иногда почти мальчишеской резвости, что после первой встречи с ним забывалось, что он старик. казалось, что он стоит вне возраста, и молодой, и старый в одно и то же время».
Науч. арх. Дмитр. краевед. музея, ф. 123, д. 3.
И снова на рубеже веков
Встречая XX век, П. А. Кропоткин, родившийся еще в первой половине девятнадцатого столетия, с оптимизмом смотрел в будущее, хотя и не без тревоги. Он верил в то, что Россия станет следующей после искренне любимой им Франции страной великой социальной революции, которая коренным образом изменит ход ее исторического развития, да и всего человечества. Он понимал, что эта революция, как и все предыдущие, не выполнит всех поставленных ею задач; они будут решаться в ходе последующей эволюции на протяжении десятилетий, а, возможно, и столетия.
Но если будут повторены ошибки Великой французской революции, к власти придет одна партия (он имел в виду конкретно российских социал-демократов) и, подавляя другие партии и народную инициативу, займется укреплением государства, как бы оно не было названо, неизбежным станет восстановление самодержавия в еще более худшей форме. Прошло менее двух десятилетий нового века и стало ясно, что пророчество сбывается, причем даже Кропоткин не сразу поверил в это.
За свою долгую жизнь П. А. Кропоткин корректировал свои взгляды, всегда оставаясь при этом убежденным антиэтатистом. В последние годы жизни он, видимо, был готов к новой коррекции, о чем можно судить по некоторым его послереволюционным высказываниям.