Неизвестный Леонардо

Жаль… Реализация этого проекта подарила бы нам уникальное архитектурное творение Леонардо, названного именно «архитектором и инженером» в грамоте, выданной ему в августе 1502 года Чезаре Борджиа. А миланский берег Адды украсило бы прекрасное здание, которое Карло Педретти воспроизвел на своем рисунке.

Вполне возможно, что последние годы своей жизни Леонардо мог провести в Ваприо в окружении семьи Мельци, если бы не уехал вначале в Рим по приглашению Джулиано де Медичи, а потом в Амбуаз к Франциску I. В Ваприо после смерти маэстро в течение долгих лет сберегались его рукописи, о которых говорил в своей книге Джорджо Вазари, посетивший Франческо Мельци в 1566 году: «Ему дороги эти бумаги, и он хранит их как реликвии».

Реконструкция Карло Педретти по рисунку Леонардо

1.4 Грамота Чезаре Борджиа

Мой отец довольно скупо рассказывал гостям о жизни Франческо и усилиях, затраченных им на наведение порядка среди тысячи разрозненных листов, и тем, рассеянных по разным кодексам, чтобы отыскать записи, относящиеся к искусству, и свести их потом в Трактат о живописи. Он не вдавался в подробности распыления рукописей Леонардо после смерти его ученика; в основном он повторял то, что писал Феличе Кальви об истории нашей семьи[9].

Затем отец отводил гостей в свой кабинет, где в семейном архиве хранилась дорожная грамота, выданная Чезаре Борджиа «нашему любезнейшему приближенному и превосходнейшему архитектору и главному инженеру Леонардо Винчи». Единственным документом, сохранившимся от наследства маэстро, оставленного Франческо Мельци[10], был пропуск, предоставлявший Леонардо полную свободу действий и право выдвигать любые требования в пределах владений Борджиа для военного укрепления подвластных ему земель. Законность требований вытекала из преамбулы документа, обращенной ко «всем нашим наместникам, кастелянам, командирам, солдатам и подданным… приказываем и предписываем…».

Мой отец обычно с выражением особой значительности зачитывал заключительную часть документа: «И пусть никто не осмелится оказывать сему неповиновение, иначе он подвергнется нашему гневу». И всегда заканчивал чтение фразой, пользовавшейся, по обыкновению, неизменным успехом: «А мы знаем, к чему приводил гнев Чезаре Борджиа…».

Пропуск Леонардо, выданный Чезаре Борджиа в Павии в 1502 году

Посетители начинали искать автограф Валентино, и им показывали его подпись, сделанную мелким почерком под грифом Caesar, в отличие от размашистой росписи писца под Agapitus. Позже гостям позволяли рассмотреть быка на гербе Борджиа и лилии на сухой печати Франции. Затем все проходили в кабинет герцога Лоди в стиле ампир с различными свидетельствами наполеоновской эпохи, хотя Франческо Мельци д’Эрил ни единой ночи не провел в этой комнате.

Все эти истории, услышанные во время таких экскурсий, врезались в мою память, и через несколько лет я уже был готов без запинок рассказать их самостоятельно. Леонардо утвердился в моем сознании как неотъемлемая часть дома и член нашей семьи; он жил в далекую от меня эпоху, но воспоминания о нем были живее, чем память о других более близких мне по времени родственниках.

Зимой, в погожие дни, в галерее открывали окна и проветривали помещение, чтобы избавиться от сырости; приток посетителей почти не сокращался, поэтому мысли о человеке, гостившем некогда в нашем доме, никогда не покидали меня.

1.5 Путь приобщения дилетанта к Леонардо

После окончания начальной школы перед переводом в среднюю надо было сдать вступительный экзамен. Вместе с одноклассниками я отправился в школу Горгондзолы, ближайшего к Ваприо городка, куда ходил трамвай. Кто-то из членов приемной комиссии, услышав мое имя, сказал: «Известная фамилия» и спросил меня, что мне известно о Франческо Мельци. Учитель не уточнил свой вопрос, но я догадался, что он имел в виду того самого Мельци, который в течение трех лет с 1802 по 1805 год был вице-президентом Итальянской республики. В ответ я заявил: «История хранит память о двух Франческо Мельци, о ком из них мне стоит рассказать?» Экзаменаторы удивились, и я объяснил им, что один из учеников Леонардо да Винчи также носил это имя (я не стал говорить, что тот Мельци был мне намного ближе и симпатичнее другого). Я изложил им все, что запомнил из рассказов моего отца, о чем они, как мне показалось, мало что слышали. Этого ответа оказалось достаточно.