Неизвестный М.Е. Салтыков (Н. Щедрин). Воспоминания, письма, стихи

Стихов!! Ибо если мы будем продолжать печатать ассигнационные стихи Вейнберга[66], то у читателей произойдет понос.

Из письма к А. Л. Боровиковскому[67]

от 18 октября 1882.

Петербург (19–2, с. 136).

Александр Львович Боровиковский

17

Вы отсутствуете из Петербурга в самое горячее время. В музее Лента появилась девица Виолетта, без рук, которая рисует ногами. Ноги без перчаток; выше колен надето трико, так что видны только ягодицы, но больше – ни-ни. Сверх того в том же музее показывают мужчину Антона, без рук и без ног, который делает детей… угадайте чем? И когда нужно демонстрировать, то с дозволения об‹ер-›полициймейстера приводят к нему девицу Виолетту, и через три-четыре минуты ребенок сделан!

Что касается до того, каким образом Эвель Утин сделался христианином[68], то настоящая правда всей этой истории представляется в след‹ующем› виде. Старый Исаак, побуждаемый обер-полициймейстером Галаховым к выезду из Петербурга, не решился, однако ж, лично познать свет истинной веры, а пожертвовал сыном Эвелем, при котором и полагал навсегда поселиться в Петербурге, в качестве родственника (это дозволяется). Пригласили протодиакона из Исакиевского собора для наставления Эвеля в правилах веры, но протодиакон, вместо «Начатков», принес колбасу, сказав: довольно с тебя и этого. И когда Эвель съел колбасу, то сейчас же сам от себя прочитал «Богородицу». После второй колбасы – прочитал «Отче наш». Тогда протодиакон принес третью колбасу, полагая, что, съевши ее, Эвель прочтет «Верую», но как ни старался Эвель произнести «И во единого господа нашего Иисуса Христа» – не мог. И когда пришел протодиакон, то, вместо исповедания веры, прочитал ему «Боже, царя храни». Протодиакон был приятно этим изумлен и, сказав «это, пожалуй, еще лучше», свел его в кухню и посадил в кадку с водой: ныряй! Причем оказалось, что Эвель не только обрезан, но златообрезан. А восприемниками были: Пассовер и Куперник[69].

Вот после этого-то и состоялся знаменитый закон, дозволяющий при обращении евреев допускать сокращенный чин, т. е. не требовать от них молитв, а только знания «Боже, царя ‹храни›».

Несколько слов о наших общих знакомых.

Унковский – сделал ребеночка, но какого пола – неизвестно, потому что дите родится месяца через четыре. Эта неожиданная радость, по-видимому, остепенила Ал‹ексея› Мих‹айловича›, так что он уж не знает и сам, смеяться ему или нет. Иногда вдруг выпалит – и сейчас же вспомнит: шестой! Видимся мы очень редко, потому что я почти совсем не выхожу из дома.

Владимир Ив. Лихачев деятельно готовится к посту министра каких бы то ни было дел. Утром ездит в съезд, вечером – заседает. Газеты полны его именем. Воскресенья[70] еще в ходу, и я аккуратно их посещаю. Елена Осиповна[71] конфект больше не покупает, а потчует винными ягодами (фигами) и Абазою с Коробкою[72]. Лихачевы совсем разошлись с Елисеевыми[73]; но почему – неизвестно. До того разошлись, что Гр‹игорий› Зах‹арович› сказал, что ежели они приедут в тот город, где он имеет местопребывание, то он немедленно провалится сквозь землю. Вообще Г‹ригорий› 3‹ахарович›, по-видимому, совсем одурел. Лишил Кат‹ерину› Павл‹овну› наследства и живет в свое удовольствие, полагая, что «Отечественным запискам» конца не будет.

Ераков, Александр – имеет приезд ко двору благоверной государыни Екатерины Михайловны[74]. В бытность мою в Ораниенбауме (где я целое лето на даче провел) скрывался от меня, не ожидая ничего хорошего для своей репутации от моего знакомства. По возвращении в Петербург у меня не был, но 8-го ноября[75], услышав, что за обедом будет стерляжья уха, приехал, однако ж приглашен не был. Говорят, будто дела его плохи, так как В‹ера› Ал‹ександровна›[76] дает уроки музыки, и он сам определился на службу в каком-то правлении жел‹езной› дороги. Но за квартиру – платит. Адрес: 1-ая рота Измайл‹овского› полка, дом Тарасова.

Победоносцев Константин и Катков Михаил[77] – заняты деланием вреда.

О Герарде[78] ничего не знаю Но, кажется, ест гороховый суп и ходит в Михаил‹овский› театр учиться светским манерам.

Утин – не Эвель, а Евгений – тоже сделал ребеночка и ждет его появления. Утин, Лейба[79], сошел с ума и содержится у Балинского[80] в заведении.

Из письма к А. Л. Боровиковскому от 18 ноября 1882.

Петербург (19–2, с. 149–150).

18

Окрестивши суворинское чадо[81], отобедавши у Панаева[82], поцеловавши Стасюлевича и переговоривши с Краевским насчет направления внешней политики, Вы, вероятно, уделите несколько свободных минут и Новгороду. В этой надежде я и адресую туда сие письмо, тем более что наступает обряд истребления буженины, строго соблюдаемый всеми христианами «от потрясенного Кремля до стен недвижного Китая»[83].

‹…›