Неизвестный Миль

М.Л. домой в тот день не вернулся, на работу на следующий день не вышел. Злополучный отчет обнаружил в его столе один из сотрудников в обеденный перерыв, когда в комнате кроме него никого не было. Я первой его встретила после обеда, в комнате с отчетом в руках он шел ко мне со словами:

— Вот он, я нашел его в столе у МЛ. Будьте свидетелем, П.И.

Я тут же нашлась и ответила:

— Я засвидетельствую лишь то, что вижу: вы стоите посреди комнаты с отчетом в руках, а то, что вы нашли его в столе у М.Л. я засвидетельствовать не могу, так как не видела этого.

Вера Марковна все как-то уладила, смело взяла в руки этот отчет, отнесла в секретный отдел и тут же стала разыскивать М.Л. в Москве, чтобы его успокоить. Меня попросила прийти в квартиру П.Г. и все рассказать ей. В этот день я на работу не вернулась, так как П.Г. так обрадовалась, что усадила меня за стол, а вскоре примчался из Москвы М. Л., зашла Вера Марковна рассказать некоторые подробности. До сих пор помню слова П.Г.: «Полиночка, вы даже представить себе не можете, что было бы, если бы отчет не отыскался, я подобный страх один раз в жизни уже пережила». На мое замечание, что М.Л. отчет из секретного отдела не брал, он за него не расписывался, ответила, что Миля обвинили бы в том, что он специально так подстроил, чтобы переложить вину на других.

Как мне кажется, эти записи в какой-то мере отражают атмосферу и настроение того времени, когда самый первый отечественный вертолет Миля Ми-1 был уже почти на выходе из лаборатории и его проект начинал претворяться в жизнь».

Невосполнимое

Пана Гурьевна вспоминала: «В эвакуации в Билимбае в 1941 году нас настигает огромное горе — после острого дифтерита в больнице на моих руках умирает сын Вадик. Вадик готовился поступать в школу. Я не могу смириться с этим горем. Миша всегда очень хотел сына. Еще раньше, до войны, ему очень нравился мой племянник Коля, и он очень просил родить мальчика, чтобы был похожим на него. Как по заказу в 1936 году родился сын, как он мечтал, похожий на Колю, только с более тонким лицом, как у М.Л. Я помню, как он радовался, танцевал на дне рождения сына. Долго выбирал имя и назвал Вадимом по имени сына двоюродного брата матери. Но оба Вадима оказались несчастными. Тяжелая эвакуация, а также то, что мы скудно питались, находясь без Михаила Леонтьевича, отразились на сердце сына. Мы похоронили Вадика в Билимбае.

В августе 1942 года второе горе — на мине подрывается его брат Яша, который после окончания института ушел в 1941 году на фронт сапером. Уже после войны под Егорьевском, в деревне М.Л. находит могилу своего брата. Его могилу сохранила местная женщина. Она окапывала могилу, оставленную посредине поля, и запомнила фамилию погибшего молодого сапера. М.Л. перезахоронил брата на городском кладбище.

В 1942 году умирает в Казани в больнице его мать.

М.Л. часто ездил в командировки, связанные с испытанием Ми-1, и оставлял меня с Таней и двумя маленькими детьми. Состояние его было очень тревожным, и он постоянно должен был знать, живы ли все. Не успеет приехать — звонит, как там дела дома? С работы несколько раз позвонит, стал очень обидчивым, ранимым. Мне часто приходилось его успокаивать.

Очень помогала секретарь директора ЦАГИ Голубева: телефонной связи с ЦАГИ не было, и она позволяла ему по правительственной связи звонить из Чка-ловской, соединяла с семьей.

В Жуковском у нас родились две дочери. Теперь детей стало трое: Таня, Надя и Леночка. Жизнь стала шумливой и хлопотливой, но за ними тоска по сыну не утихала. Я была как натянутая струна, и со мной, наверное, было нелегко. М.Л. проявлял ко мне снисходительность и даже нежность. Дети подрастали, а тяжесть на душе не уходила. М.Л. часто говорил мне: «Ну посмотри на нас, ведь мы же живы, и нам нужно внимание». С годами боль утихла, но я стала душой жестче и с детьми построже. Миша редко писал стихи, хотя все его письма и дневниковые записи легко читаются и полны лирических отступлений, и все же он посвятил мне стихотворение:

Милая, хорошая такая.
С длинными ресницами глаза.
Самая на свете дорогая,
Верная подруга и жена.
Сына нет, далеко схоронили,
Он весенний свет унес собой,
Мы все четверо его не заменили,
Не восстановили твой покой».

ЧАСТЬ III

Создание опытно-конструкторского бюро

Еще во время войны М.Л. задумывался над проектом геликоптера и даже написал письмо И. В. Сталину с предложением его построить. Сохранились первые чертежи геликоптера ЭГ-1, подписанные М. Л. Милем. Конструкция лопастей смешанная: трубчатый стальной лонжерон переменного сечения и толщины стенки, деревянные нервюры и стрингеры, обшивка фанерой и полотном. Нервюры крепятся к лонжерону стальными заклепками с помощью металлических розеток, кроме того, розетки к трубам лонжерона припаяны.