Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс!

Он распорядился подготовить и напечатать большим тиражом книгу «Жизнеописание губернатора Ландона», в которой подчеркивалось, как губернатор умолял федеральное правительство о помощи нуждающимся в его штате. Следуя своей обычной манере, ФДР не называл во время кампании имени противника, чтобы не создавать ему излишней популярности. Когда Дж Фарли в одной из речей отозвался о Ландоне как о губернаторе «типичного степного штата», президент одернул его, указав: нужно говорить «одного из этих прекрасных степных штатов», слово «типичный» в устах ньюйоркца послужит пищей для противников.

«Отец» Кофлин, Таунсенд и преемник Лонга Смит сплотили силы, образовав партию «Союз» с кандидатом-конгрессменом У. Лемке. На их истерику ФДР почти не обращал внимания. Ими занимались органы юстиции. Таунсенда посадили «за оскорбление» – отказ дать показание в комитете конгресса. ФДР простил его. Смит угодил в тюрьму за убийство и сквернословие в Новом Орлеане. Все уместно случилось в разгар выборов.

Рузвельт едко высмеивал своих главных противников: «Летом 1933 года приятный старый джентльмен в шелковой шляпе, – говорил он в Сиракузах, – упал в воду с мола. Он не умел плавать. Друг прыгнул с мола и вытащил его, но волна унесла шелковую шляпу. Когда старого джентльмена привели в чувство, он просто рассыпался в благодарностях. Сегодня, спустя три года, старый джентльмен бранит друга за то, что его шелковая шляпа была потеряна». В речи в Чикаго: «Некоторые из этих людей забыли о своей тяжелой болезни. Но я знаю, насколько больны они были. Я держал их температурные листы. Я знаю, как годами дрожали колени у всех наших грубых индивидуалистов и как екали их сердца. Они громадными толпами сбежались в Вашингтон. Тогда Вашингтон не представлялся им опасной бюрократией. О, нет! Он выглядел скорее как пункт скорой помощи. Все эти достойные пациенты хотели двух вещей – немедленного укола, чтобы снять боль, и курса лечения, чтобы исцелиться. Они просили сделать и то и другое, мы сделали. А теперь большинство пациентов очень здоровы. Некоторые из них уже настолько поправились, что швыряют костыли в доктора».

Он обрушил могучие словесные удары на традиционную цель американских «прогрессистов» – большой бизнес и монополии, – которую в свое время разили Брайан и Вильсон, Теодор Рузвельт и Лафоллет. На митингах горячо аплодировали ФДР, который, как Георгий Победоносец, схватился с драконом денежного мешка. В экстазе как-то забывалось, что все прошлые «крестовые походы» указанных лиц против названных злодеев заканчивались тем, что монополии набирали силы и вновь полнокровными ожидали очередного «крестоносца».

В заключительной речи кампании 29 октября 1936 г. Рузвельт сказал: «Никогда на протяжении всей нашей истории эти силы не были так объединены, как сегодня. Они единодушны в своей ненависти ко мне, и я приветствую их ненависть. Мне бы хотелось указать, что во время моей первой администрации силы эгоизма и жаждущие власти встретили равного по силе противника. Мне хочется сказать о моей второй администрации, что во время ее они встретят своего хозяина» (курсив мой. – Н. Я.). ФДР брал на себя ни много ни мало, как задачу обуздать монополистический капитал! «Тем, кто, умалчивая о собственных планах, спрашивает, каковы наши цели, мы отвечаем. Конечно, мы будем стремиться улучшить условия труда рабочих Америки – сократим рабочий день, повысим заработную плату, ныне обрекающую на голодную смерть, – положим конец детскому труду, уничтожим потогонную систему. Конечно, мы будем всеми силами бороться с монополиями в бизнесе, поддерживать коллективные договоры, прекратим несправедливую конкуренцию, покончим с постыдными приемами в торговле. За все это мы только начинаем бороться (курсив мой. – Н.Я.)».

Предвыборная кампания Ф. Рузвельта превратилась в триумф. Он зажег сердца верой в светлое будущее, и миллионы людей стекались на пути следования президента, чтобы бросить хоть мимолетный взгляд на пророка грядущих славных дней, рыцаря борьбы с несправедливостью, исцелителя униженных и задавленных нуждой. В Нью-Йорке на пятидесятикилометровом пути по улицам города не было ни одного квартала, где бы тротуары не были забиты народом. В Бостоне встретить его собрались 150 тыс. человек. Растроганный Рузвельт рассказывал Икесу, что слышал возгласы: «Он дал мне работу», «Он спас мой дом» и подобные.