Вдруг левое ухо заложило, и швед потерял ориентацию в пространстве. Игги рухнул на землю и схватился за уши. Ощущение было такое, будто его голову запихнули в колокол, а потом лупили, что есть мочи, по нему кувалдой. Казалось, он даже чувствовал, как мозг дребезжит в его голове, отскакивая от черепной коробки. Мужчина, бежавший перед ним, наступил на мину. Последнее, что он увидел, перед тем, как закрыть глаза и сгруппироваться, были куски земли, превращающиеся в пыль, клочья плоти и одежды.
Он открыл глаза. В ушах звенело. Игги коснулся мочки и понял, что из уха идет кровь. Барабанные перепонки не выдержали безумия, что творилось вокруг. Он поднялся на трясущиеся ноги. Подорвавшийся слишком сильно сдал в сторону от линии, по которой они бежали. Теперь он это четко видел, и его ужасала мысль, что на месте разорванного трупа мог быть он, будь труп чуть более удачлив. Немного в стороне в грязи лежала еще одна жертва невнимательности: молодая лаборантка. Игги иногда обедал с ней в одно время. Обычно он робко сидел в сторонке. Она всегда была ухожена и хорошо одета, может быть, даже слишком для будущего ученого. Игги она нравилась. Ему вообще нравились красивые девушки, но природная скромность, замкнутость и язык, постоянно немевший и будто увеличивающийся в своих размерах, когда он пытался с ними заговорить, эту симпатию делали односторонней.
Ничего общего с тем, что он видел на станции, сейчас не было. Лаборантка лежала в грязи, забросанная землей и влажными шматками мяса, держалась за уши и болезненно стонала.
– Нужно бежать! – выкрикнул Игги и оглянулся по сторонам.
Он-то свой голос не слышал, но, наверняка, в лесу он прозвучал, как громогласный призыв. Голова, несмотря на боль, все еще соображала, хотя и с опозданием.
– Что?
Игги прочитал этот вопрос по ее губам. Услышать ее голос он не смог.
– Бежать! – крикнул он и покосился на ноги девушки.
То, что он изначально принял за чужую кровь, на самом деле было ее кровью. Беленькие рваные зубчики кости аккуратно торчали из небольшой ранки. Щиколотку вывернуло в сторону под неестественным углом. Шок от взрыва и легкая контузия еще не дали ей в полной мере ощутить боль в ноге.
– Да, чтоб тебя! – выругался он.
Он посмотрел туда, откуда он прибежал. Пока никого не было видно, но, возможно, враги приближались. Сквозь корку крови в разбитых ушах, он вряд ли бы их услышал. Потом взглянул в другую сторону. Силовое поле было в каких-то двухстах метрах. Безопасность была в тридцати секундах бега.
– Да, чтоб тебя! – снова выругался он.
Девушка тем временем немного отошла от шока после взрыва и, наконец-то, почувствовала жгучую боль в ноге. А Игги, наконец-то, что-то услышал. Это были ее крики, словно откуда-то издалека из-под земли. Как звонок на телефон, находящийся во внутреннем кармане куртке, которая висит в коридоре, когда ты обедаешь на кухне. Просто череда знакомых звуков.
– Тихо! – рявкнул он и заткнул ей рот.
«Идиот, ты шумишь больше, чем она!» – пронеслось у него в голове, и ему вдруг стало неотвратимо стыдно.
Девушка замолчала и удивленно уставилась на шведа. Слышала она лучше него. Мокрые от крови волосы прилипли к ее лбу, губа была разбита, но уши взрывом не тронуло. Скорее всего, их заложило, но барабанные перепонки были целы. Девушка несколько секунд находилась в оцепенении, а потом очень быстро и часто закивала. Игги убрал ладонь с ее рта. Он уже принял решение.
– Придется потерпеть, милая! – полупрошептал-полупроизнес он (по крайней мере, ему так показалось) и подхватил ее на руки.
Девушка взвизгнула, но ухватилась за его шею. Она показалась Игги невероятно тяжелой, несмотря на то, что росту в ней было максимум сто шестьдесят сантиметров, а веса, дай Бог бы, набралось на сорок пять килограмм. Он устал. Он смертельно устал. Но отдыхать было рано. Нужно бежать. Не сворачивать с линии. А может он ее уже потерял? Кто может знать об этом? А когда закончится минное поле? Игги этого не знал. Возможно, оно было до самого силового поля. Зачем оно вообще здесь?
С каждый раз, когда он делал новый шаг, девушка слегка повизгивала, по крайней мере, ему казалось, что слегка. Сломанная нога по инерции подпрыгивала в воздухе, причиняя ей боль. Через десяток шагов она начала болезненно сжимать пальцы на его ключице. Она делала это машинально – боль усиливалась. Сейчас швед жил только мыслью, что все это должно вот-вот закончиться. Он уже увидел людей, которые что-то кричали и махали ему. Они стояли за голубой стеной. Еще метров пятьдесят. Люди все кричали и махали. Он мог разглядеть Мастерсона. Старик прыгал и что-то показывал…