Большая толпа в несколько тысяч человек двигалась в город. Командование Северо-Кавказского военного округа выставило заграждение на мосту через реку Тузлов. Там стояли танки, автомашины и солдаты. Однако «возбужденная толпа легко прошла через мост и продолжала следовать в город».[821]
Заместитель председателя КГБ Ивашутин, которому принадлежит приведенная выше цитата, явно преувеличил степень «возбужденности» рабочих. Общий настрой демонстрации скорее можно определить словом «решимость». Не случайно даже прокурор отдела по надзору за следствием в органах госбезопасности Прокуратуры СССР Ю. Шубин вынужден был признать, что поначалу «внешне все это носило как будто мирный характер».[822]К колоннам, двигавшимся в центр города, могли присоединиться все желающие. Толпа шла по центральной улице — Московской, — в конце которой расположено здание горкома партии и горисполкома. Но по этой же улице, на два квартала ближе, находились помещения отдела милиции, аппарата уполномоченного УКГБ, госбанка.[823]
К шествию примыкали группы студентов и других жителей города. Толпа скандировала: «Мясо, масло, повышение зарплаты!» Но чем менее однородной становилась движущаяся людская масса (а ее по мере движения разбавляли не только студенты, но и пьяные, маргиналы), тем больше ее общую физиономию определяла наиболее горластая, агрессивная и наименее рассудительная часть. Рабочая демонстрация, дойдя от завода до центра города, заметно изменила свой облик.Как, в какой момент и почему критическая масса «экстремистов» изменила первоначальный облик демонстрации, сказать трудно. Ясно только, что шествие, достигнув здания горкома и горисполкома, уже не обнаруживало прежних признаков организованности. Приближение демонстрации сильно напугало находившихся в горкоме КПСС членов Президиума ЦК КПСС Ф. Р Козлова и А. И. Микояна, а также Кириленко, Полянского, Шелепина, Степакова, Снастина и Ивашутина. Узнав, что танки не остановили колонну на мосту, московские «вожди» поспешили удалиться. Все они перебрались в первый военный городок, где располагался временный штаб правительства. Произошло это в тот момент, когда демонстранты были в ста метрах от горкома.[824]
По мнению И. Мардарь, ссылающейся на материалы проверки Военной прокуратуры СССР (1990 г.), именно тогда в результате переговоров Козлова с Хрущевым была получена санкция Хрущева на применение оружия против участников беспорядков.В лапидарном изложении заместителя председателя КГБ Ивашутина события, последовавшие вслед за появлением демонстрации у горкома КПСС, выглядели следующим образом:
«Когда толпа подошла к горкому партии, наиболее озверевшие хулиганы и зачинщики начали бросать камни, палки в двери и окна, сломили сопротивление охраны и проникли внутрь здания, выбили окна, испортили мебель, срывали портреты и уничтожали их, избивали партийных и советских работников и сотрудников КГБ, находившихся в помещении.
Несколько хулиганов пробрались на балкон и в провокационных целях выбросили красное знамя и выставили портрет В. И. Ленина. Начались выступления активных участников бесчинств с требованием о снижении цен на продукты питания и повышении зарплаты. Некоторые из них выступали по 2–3 раза. Их выступления сопровождались криками, скандированием, угрозами в адрес коммунистов, оскорблениями солдат, в которых бросали палки и камни, и призывами к ним и офицерам примкнуть к преступникам».[825]
Важные детали добавляет к этому описанию И. Мардарь. В здании горкома, оказывается, осталось несколько работников аппарата ЦК КПСС, кое-кто из городских властей, сотрудники КГБ. Они попытались начать диалог с собравшимися через установленный на балконе мегафон. В них полетели палки и камни. Но неужели демонстрация шла в центр города с портретом Ленина и под красными флагами только затем, чтобы немедленно начать швырять камни в «начальников»? Единственное возможное объяснение — толпу не устроил статус тех, кто вышел на балкон и собрался выступать. Люди настроились увидеть представителей высшей власти, услышать их заявления и заверения. Когда на балконе таких представителей не оказалось, толпа почувствовала себя обманутой и стала требовать выступления Микояна. Но он к этому времени из горкома благоразумно перебрался под защиту военных. Мысль о выступлении Микояна, как это часто бывает в подобных случаях, стала для толпы навязчивой. Так, уже после устроенного в горкоме погрома демонстранты снова стали требовать, «чтобы Микоян выступил, выслушал их требования».[826]
Он, кстати сказать, к народу так и не вышел, но позднее, уже после расстрела демонстрации, радио начало транслировать его выступление, записанное на пленку.