Неизвестный Сталин

Сталин, однако, отверг этот план по существу чисто партийной дискуссии. Он решил, что с докладом о положении в биологической науке должны выступать не Шепилов и Митин, а сам Лысенко. Совещание в ЦК, которое планировал Жданов, обеспечивало Лысенко достаточно хорошую защиту от критики. Доклад самого Лысенко, одобренный лично Сталиным, поднимал Лысенко на значительно более высокий пьедестал, делая его, по существу, диктатором в науке. Сталин был в это время убежден, что каждая отрасль науки, подобно отраслям экономики, должна иметь одного авторитетного лидера. Он, по-видимому, полагал, что Лысенко, получив чрезвычайные полномочия, сумеет обеспечить успехи советской биологии и сельского хозяйства в такой же степени, как сделанный лидером физиков Игорь Курчатов сумел быстро преодолеть отставание советской физики от мирового уровня. Организацию сессии ВАСХНИЛ для обсуждения доклада Лысенко Сталин взял на себя. Проблемы генетики неожиданно приобрели, таким образом, важнейшее государственное значение. Благодаря этому Сталин перехватил у Жданова общее руководство деятельностью творческой интеллигенции. До войны все области культуры, литературы, искусства и науки находились в основном под контролем самого Сталина. Он стремился быть не только партийным, но и интеллектуальным вождем. Во время войны Сталин сосредоточился на управлении армией и военной промышленностью, и проблемы культуры, науки, литературы и искусства постепенно перешли под контроль Жданова, который был еще меньшим либералом, чем сам Сталин.

Доклад с поправками, сделанными рукой Сталина, Лысенко несколько лет хранил у себя в кабинете и иногда демонстрировал своим посетителям. После смерти Сталина Лысенко сдал выправленный Сталиным текст в Центральный партийный архив, оставив у себя только копию. В 1991–1993 годах сотрудники Института истории и Института истории естествознания и техники Российской Академии наук В. Исаков и К. Россиянов ознакомились в архиве с первой версией доклада Лысенко и опубликовали комментарии о поправках Сталина[224]. Следует признать, что как редактор Сталин не только улучшил доклад Лысенко, сделав его формулировки менее резкими и менее антизападными, но и устранил принципиально ошибочное деление наук на советские и буржуазные. В то же время ламаркизм Лысенко получил полное одобрение.

Из общего названия доклада Сталин удалил термин «советская». «О положении в биологической науке» Сталин считал более верной формулировкой. Сталин внимательно прочитал все 49 страниц доклада Лысенко. Он зачеркнул второй раздел доклада, который назывался «Основы буржуазной биологии ложны». На полях против заявления Лысенко, что «любая наука классовая», Сталин написал: «ХА-ХА-ХА… А математика? А дарвинизм?» В одном из разделов Лысенко критиковал воззрения Т. X. Моргана и В. Л. Иоганнсена. Против этого места Сталин написал на полях: «А ВЕЙСМАН?» После этой заметки Сталина Лысенко и его помощники добавили в доклад еще двенадцать абзацев с критикой Вейсмана. Сталин везде удалял термин «буржуазный». Например, «буржуазное мировоззрение» в докладе Лысенко было заменено на «идеалистическое мировоззрение», «буржуазная генетика» стала «реакционной генетикой». В другом разделе доклада Сталин добавил в текст целый новый абзац, который свидетельствовал о том, что ламаркистские взгляды молодого Сталина, заметные в его очерке «Анархизм или социализм» 1906 года, сохранились. Сталин дополнительно вставил в одно из предложений утверждение о том, что положения ламаркизма о наследовании приобретенных признаков вполне научны. «Нельзя отрицать того, — приписал Сталин, — что в споре, разгоревшемся в начале XX в. между вейсманистами и ламаркистами, последние были ближе к истине, ибо они отстаивали интересы науки, тогда как вейсманисты ударились в мистику и порывали с наукой».

Сделанные Сталиным исправления показывали, что он окончательно отходил от тезиса о классовом характере любой науки, характерного для дискуссий 1920– 1930-х годов. На мировоззрение Сталина, безусловно, повлиял большой прорыв вперед США и Великобритании в развитии физики и создании атомного оружия. После войны Сталин осознал, что прогресс в науке и технике зависит не столько от идеологии, сколько от хорошего финансирования ученых. Далеко не все именно так оценили ту речь, которую Сталин произнес 9 февраля 1946 года на собрании избирателей Сталинского округа Москвы в Большом театре. Сталин тогда, в частности, сказал: «Я уверен, что если мы окажем должную помощь нашим ученым, то они сумеют в ближайшем будущем не только догнать, но и превзойти достижения науки за пределами нашей страны»[225]. Это заявление не оказалось простой декларацией. Уже в марте 1946 года бюджет, выделенный на науку в 1946 году, был увеличен в три раза. Научные работники во всех сферах получили весьма значительные прибавки к своим зарплатам.