Неизвестный Сталин

Днем 22 июня сообщения о первых боях и первых победах, о трофеях и взятии в плен многих тысяч красноармейцев поступали в ставку Гитлера со всех фронтов. Начальник Генерального штаба сухопутных сил Германии генерал-полковник Франц Гальдер, который также вел ежедневные записи о событиях и встречах, отмечал в своем дневнике: «Наступление германских войск застало противника врасплох. Боевые порядки противника в тактическом отношении не были приспособлены к обороне. Его войска в пограничной полосе были разбросаны на обширной территории и привязаны к районам своего расквартирования. Охрана самой границы была слабой».[275] Ближе к вечеру Гитлер также решил отдохнуть, предварительно отдав распоряжение о переезде на следующий день в новую специально оборудованную ставку в Восточной Пруссии — поближе к фронту.

На Британских островах сообщение о начале германского вторжения в Россию было получено рано утром 22 июня. Еще в пятницу 20 июня вечером У. Черчилль перебрался в летнюю загородную резиденцию главы правительства — в Чекере, находившуюся примерно в часе езды от Лондона. Черчилль был уверен в скором начале германо-советской войны. И Черчилль, и президент Соединенных Штатов Франклин Рузвельт сходились на том, что в этой войне Великобритания и США должны будут помогать России. «Если бы Гитлер вторгся в ад, — заметил в одной из бесед британский премьер, — я, как минимум, дал бы в Палате общин хороший отзыв о Сатане». В субботу 21 июня после позднего обеда Черчилль несколько часов прогуливался и беседовал с американским послом мистером Виннантом и его женой, с британским министром иностранных дел лордом Антони Иденом и его женой, с британским послом в Москве Стаффордом Криппсом и некоторыми другими. Уже после полуночи У. Черчилль отправился спать. Его не стали будить, когда пришло сообщение о нападении Германии на Советский Союз. Своему личному секретарю Колвиллу Черчилль много раз говорил, что его никогда не следует будить ради чего-либо, кроме как вторжения нацистов в Англию. Однако известие о нападении Гитлера на СССР было первым, о чем он узнал около 8 часов утра 22 июня. Сделав ряд распоряжений, связанных с этой очень обрадовавший британского премьера новостью, Черчилль с 11 часов утра стал составлять свою речь для Би-би-си. Он завершил эту работу всего за полчаса до выступления по радио. Черчилль не проводил по этому поводу никаких консультаций ни с военными, ни с Военным Кабинетом. Все было оговорено заранее, и не было никаких разногласий. Черчилль был выдающимся оратором, и его речь по радио 22 июня вошла не только в историю Второй мировой войны, но и в историю ораторского искусства. «На протяжении последних двадцати пяти лет, — говорил Черчилль, — никто не был таким упорным противником коммунизма, как я. Я не откажусь ни от одного слова, которое я когда-либо произнес о нем. Но все это бледнеет перед тем зрелищем, которое раскрывается перед нами теперь. Прошлое, с его преступлениями, ошибками и трагедиями, отступает в сторону. Я вижу русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли, охраняющих поля, которые отцы их возделывали с незапамятных времен. Я вижу их стоящими на страже своих домов, в которых матери и жены молятся, — о да, бывают времена, когда все молятся, — о безопасности своих любимых, о возвращении своего кормильца, своего защитника. Я вижу десять тысяч русских деревень, где средства к существованию с таким трудом выжимались из земли, где смеются девушки и играют дети. Я вижу, как на все это надвигается в чудовищном натиске нацистская военная машина с ее ловкими специалистами, имеющими свежий опыт устрашения и связывания по рукам и ногам десятков стран. Позади всего этого пламени, позади всей этой бури я вижу небольшую группу злодеев, которые замышляют, организуют и обрушивают все эти слепящие ужасы на человечество… Можете ли вы сомневаться, какова будет наша политика? Мы твердо решили уничтожить Гитлера и все следы нацистского режима. Мы никогда не вступим в переговоры, мы никогда не станем договариваться с Гитлером или с кем-либо из его шайки. Мы будем биться с ним на суше, мы будем биться с ним на море, мы будем биться с ним в воздухе, до тех пор, пока, с Божьей помощью, мы не избавим народы мира от его ярма. Отсюда следует, что мы окажем России и русскому народу любую помощь, какую только сможем оказать… Вторжение Гитлера в Россию является не более как прелюдией к попытке вторжения на Британские острова. Опасность для России является опасностью для нас и опасностью для Соединенных Штатов, также как дело каждого русского, борющегося за свою землю и свой родной дом, является делом свободных людей и свободных народов во всех уголках земного шара».[276]

Сталин никогда не верил Черчиллю, но странным образом поверил Гитлеру. Теперь Сталину пришлось менять свои оценки. Он внимательно прочел речь Черчилля и все донесения посольства и разведки из Лондона. Однако он велел опубликовать речь британского премьера лишь в самых кратких изложениях.

Первая неделя войны